Он нахмурился и на это тоже.
— Я не хочу это.
— В них алкоголь.
— О. — Сначала он схватил кофе.
Микроволновка издала звуковой сигнал, поэтому я взяла пиццу и поставила ее рядом с бутылкой воды.
Он допил кофе за один раз и поставил банку на середину стола. Он указал на нее.
— Мой любимый.
Я стояла и не знала, что делать.
Он замолчал, уставился на меня, затем оглядел кухню.
— Иди, возьми свой сэммич. Садись со мной.
Я так и сделала, больше потому, что хотела посмотреть, что еще он скажет. Я сидела здесь не потому, что заботилась о Чеде. Потому что я не заботилась.
Мне было все равно. Вообще.
Мне просто было любопытно. Вот и все.
Я едва притронулась к своему сэммичу, я была так поглощена тем, что он собирался сделать.
Он взял кусочек пиццы и откусил.
— Черт. Это вкусно. — Он нахмурился на меня. — Ты была права. Разогртпиццавкусн.
Эм, угу. Я понятия не имела, что он только что сказал.
Но я откусила кусочек своего сэммича.
Теперь они навсегда останутся в моей памяти сэммичами. Когда-нибудь я поделюсь этим с Чедом, возможно, на его смертном одре.
Он снова нахмурился, глядя на меня.
— Почему ты забрала моего лучшего друга? Он был моим. Не твоим.
Я вздохнула. Он был выпившим, склонным к конфронтации.
— Ты собираешься мне ответить?
Я прищурилась, глядя на него.
— Знаешь, кто еще любил вести пьяные разговоры? Я имею в виду, когда она не была в отключке от наркотиков. — Я едва выдержала паузу. — Моя мать.
Он вздрогнул, затем начал тереть лоб.
— Донна.
— Ее любимым напитком была водка. А у тебя?
Еще один хмурый взгляд. Еще одно вздрагивание. Он продолжал тереть лоб.
— Я не алкоголик. Ты это хочешь сказать?
— Вовсе нет.
— Ты намекаешь на это.
— А ты?
— Что я?
— Ты намекаешь на это?
Ему стоило таких усилий четко выговаривать свои слова.
Я наслаждалась его борьбой.
— Что?
— Я в замешательстве. — Это была я. Я снова играла.
Он покачал головой, вытирая рукой щеку.
— Ты издеваешься надо мной, потому что я пьян.
— Я не могу сказать. — У меня было серьезное лицо.
Он уставился на меня, прищурившись. Он тоже не мог сказать.
Он закатил глаза.
— Если ты пытаешься заик… заис… заискива… если ты пытаешься понравиться мне, это не сработает. Я могу сказать, что ты смеешься надо мной.
По-прежнему невозмутимая.
— Я бы никогда этого не сделала.
Он промолчал, изучая меня, и его плечи поднялись и снова опустились. Он потянулся за другим куском пиццы. Он забыл про первый.
— Я собираюсь сказать тебе несколько горьких истин. Кат никогда не полюбит тебя. Никогда. Он всегда будет смотреть на тебя и думать: «Она та сука, из-за которой я потеряла своего лучшего друга». И знаешь что? Это произойдет. Он думает, что мы перестали быть друзьями из-за меня, но это ты. Это все из-за тебя. Это твоя вина, и ты хочешь знать почему?
Он был жутко пьян.
По-прежнему невозмутима.
— Нет. — Я наклонилась вперед. — Скажи мне. Пожалуйста.
— Потому что ты ничто. Ты — ничто. Ты пришла из ничего. Твоя мама была шлюхой-наркоманкой, вот от кого ты происходишь. Всему свое время, и когда ты состаришься и останешься одна, ты снова окажешься на улице. Это тебе воткнут иглу в руку, и ты будешь раздвигать ноги для нового пасынка своего бывшего мужа, как твоя мать сделала для меня…
— Заткнись нахрен, — пронеслось по комнате.
Я не могла пошевелиться.
До этого момента я была бесстрастной, не принимая близко к сердцу ничего из сказанного Чедом, но потом он сказал это.
Это.
И.
Я…
Кат был в ярости. Я почувствовала, как его гнев обрушился на меня через комнату. Он исходил от него волнами, но затем в моем сознании стало пусто.
***
Кто-то кричал.
Раздался вопль, первобытный вопль.
***
Кто-то дергал меня за руки.
— Отпусти его, Шайенн. Отпусти его.
Голос Ката звучал будто из-под воды.
Почему он звучал так далеко? Он стоял прямо рядом со мной.
***
Меня оторвали от КОГО-ТО.
Чего-то? Я не знала.
Мои руки были в крови. Я узнала ощущение теплой крови.
Я также увидел ее, подняв руки.
Кровь стекала вниз. Она стекала с моих пальцев. Моих ногтей.
Почему мои ногти были…? Один был оторван.
Это не имело смысла.
***
— Ты НИЧЕГО НЕ РАССКАЖЕШЬ.