«Интересно, где же он сейчас обитает? Как сложилась I его судьба?» — приходило иногда в Пашкину голову. До сих пор не мог он забыть скандала, устроенного теткой после их возвращения из отдела найма биржи. Он и тетке повторил ту же фразу прямо с порога радостным тоном: «На токарный!» А тетка строго спросила: где Борис и кем его взяли на завод?
Федор Николаевич буркнул: «Не обязан». Тетка испуганно ойкнула, и тут же лицо дяди посерело, глаза забегали, будто что-то искали на полу.
— Вы это что затеяли, паршивцы? — тетка уперла могучие свои кулаки в бедра и повернулась к Пашке. — Почему не заступился за дружка своего? А ну отвечай, когда спрашивают!
Она взяла за плечи племянника, потрясла его и поставила лицом к себе, как это делала всегда, когда на нее находил «стих». Силой физической Анна Силантьевна обладала далеко не женской, в голодные годы однажды взвалила мешок картошки на плечо, а своего Федора, слегшего от голода, заставила обнять себя сзади за шею и тащила оба груза почти семь верст. Потом, правда, рухнула, как подкошенная, и часа три лежала, надрывно, с хрипом и стоном, дыша. Но потом встала, сбросила с себя одежду, облилась над корытом водой из-под крана и, как ни в чем не бывало, начала готовить ужин…
— Я что-то не слышу, что родной мой племянничек собирается мне отвечать… Или я не разбираю, что он говорит? Или мне уши заложило, а?
Анна Силантьевна легонько оттолкнула от себя Павла, обернулась к мужу, и опять ее кулаки уперлись в бока.
— Старая ты колода! Я тебе что наказывала, когда обоих встретила, а?
— Но-но! — как-то пискляво отозвался Федор Николаевич. — Тоже мне, хозяйка гор да морей.
Лицо тетки побагровело. Она шагнула к мужу и, как только что племянника, рывком подняла его со стула и круто развернула к себе лицом.
— Сквалыга ты, сквалыга! Кто вас только породил с родным братцем? Навоз из-под себя ели бы, три шкуры с других стали бы сдирать, будь на то ваша воля. И как это я живу с тобой, диву даюсь. Сколько раз порывалась уйти, да все чего-то жду. А дождусь ли, один бог или черт знает.
Павел онемел от такого неожиданного оборота дела. Он знал, что тетка у него шумноватая, когда-то, не стесняясь, что находится в их доме, в гостях, отшлепала его за озорство на глазах у родителей. Но чтобы с мужем так разговаривать и родного его отца так поносить… Да кто ж тут хозяин? Попробуй мать хотя бы одно слово сказать отцу против, он в бараний рог ее скрутит. А в доме дяди гроза, выходит, не муж, а жена?
— Мой дом, между прочим, не постоялый двор…
— Дом не твой, а мой, если на то пошло. Ты забыл, каким я тебя сюда привела? А ну-ка вспомни, милок разлюбезный!..
Опять у Федора Николаевича забегали глаза. Лицо его все больше серело. Крылья носа начали раздуваться и стали какими-то свинцово-сизыми. Павел ожидал, что он ударит тетку, сшибет ее с ног — тоже ведь силы не занимать. А случилось иное. Плечи дяди обмякли, руки повисли. На него было жалко смотреть. Он отвернулся от жены.
— То-то и оно, соколик мой ясный, — она снова повернула к себе мужа и уже не выпускала из рук. — И вот что я тебе скажу… Ты найдешь того парня и приведешь его сюда.
У нас места хватит, не казенный дом, не купеческий, а рабочий. Забыл, поди, какую бумагу получил? Теперь лицо Федора Николаевича побелело. В отчаянии он только развел руками: «Где ж его теперь сыщешь?»
— Как выгнал, так и найди.
Круто развернувшись, она хотела выйти, но вдруг задержалась.
— И ты, чертов сын!.. Чует мое сердце… недалеко от сквалыги-папеньки ушел. Как яблоко от яблони… Да разве бы я подругу свою… друга единственного в таком городище-море бросила бы? Ведь у парня никовошеньки! — Анна Силантьевна в негодовании отвернулась, но тут же скорбно добавила: — Мерзавец ты, малолетка… Ты должен бы плюнуть на этот сволочной дом и уйти вместе со своим другом. Почему ты этого не сделал?
— Я… я… не знал, что можно…
— Быть честным перед земляком и товарищем?
— Но я же не думал, тетечка… — забормотал Пашка.
— Паскудник ты, дорогой племянничек.
Тетка, разгневанная, величественная и в то же время едва сдерживавшая слезы на глазах, удалилась, громыхнув за собой дверью.
Уж лучше бы палку пустила в ход, чем такие слова. У обоих было чувство — хоть сквозь землю провалиться. И что обидней всего, тетка кругом права. Подлецы, настоящие подлецы они оба с дядей. Мелькнуло в голове и другое: даже и здесь, в ситуации нежданной-негаданной, Дрозд опять одержал победу. И хотя Борис ни в чем перед ним не провинился, чувство неприязни к нему стало снова овладевать Пашкой. Ну почему, почему Дрозд всегда прав?! Это же черт знает что! Во всем. Почему же ему, Пашке, так не везет?