Ко мне обернулся Красик и негромко сказал:
- А у нас он обошелся всего в 1020 рублей.
- Ну, все! - проговорил Калинников. - Можете быть свободны.
- Товарищ профессор, разрешите вернуться на трудовую вахту?
В тон ему Калинников ответил:
- Разрешаю!
Юрасов развернулся и, чеканя шаг, двинулся к выходу.
Очередной ассистент начал:
- Представляется Кропотова...
- Стоп! - сказал Калинников. - Вы что, русского языка не понимаете? Я же предупредил: эту Кропотову обсуждать на хирургическом совете нельзя.
Ассистент обернулся на Полуянова. Тот произнес:
- Но ведь мы ее уже обследовали, Степан Ильич.
- Нет! - прикрыв веки, Калинников упрямо замотал головой. - Она что? Уже закончила свое лечение в этом... в Челябинске?
- Нет, - спокойно отозвался Красик. И поправил: - В Тамбове.
- Так какое мы имеем право направлять свое заключение в Челябинск?
Заместитель по науке рассудительно ответил:
- Но нам никто не может запретить его направить. - И снова поправил: - В Тамбов.
- Нет! - в третий раз произнес Калинников.
Один из врачей, Хрумин, поддержал шефа:
- Степан Ильич правильно говорит. Мы не имеем на это морального права. Это неэтично.
- Минутку, минутку! - поднялся Красик. - Вот я, на минуточку закрыв глаза, сейчас очень четко представляю себя в роли этой больной из Челябинска.
- Тамбова, - поправил Калинников.
- Ну да, - согласился Красик. - И что же получается? Я, эта больная, лечась уже третий год, перенесла две операции, толку никакого, я, естественно, начинаю сомневаться: а правильно ли меня лечат? - Красик неожиданно обратился ко мне: - Вам это лучше известно. Скажите, верно я говорю?
Я кивнул.
- Дальше, - продолжал он. - Я, эта больная, приезжаю сюда, прошу, чтобы меня обследовали и дали заключение. Мне говорят: лечат вас неправильно, но подобного заключения мы вам дать не можем. Это, видите ли, неэтично! Так какое мне дело... - вдруг впервые повысил он голос, - какое мне дело до всей этой вашей этики? Зачем я сюда приехал?
- Приехала, - уточнил Калинников.
- Да, приехала, - поправился Красик. - Чтобы меня по-прежнему калечили?
Калинников посоветовал:
- А теперь так же, на минуточку закрыв глаза, представьте себя травматологом из этого... - он обернулся к ассистенту: - Откуда она на самом деле?
Тот спокойно ответил:
- Из Караганды.
Заместитель по науке сразу согласился:
- Пожалуйста! - И прикрыл веки.
- И что? - спросил Калинников.
Не открывая глаз, Красик ответил:
- Пока ничего такого не вижу!
Хирурги дружно захохотали.
- А должны увидеть... - Калинников не засмеялся, - что после нашего заключения он может обидеться и вообще отказаться лечить эту больную...
- Ну и что? - проговорил Полуянов. - Это, по крайней мере, лучше, чем уродовать ее дальше.
- ...или направит ее к нам, - не обратив внимания на его реплику, продолжал Калинников, - где ей придется ждать несколько лет. Вы меня поняли?
Он посмотрел на Красика и Полуянова.
- Степан Ильич абсолютно прав! - произнес Хрумин.
Калинников добавил:
- Потом, мы не Москва, чтобы давать указания.
- А что я вам все время говорю? - сразу взвелся Красик. - Институт надо строить в Москве, а не здесь! А вы не слушаете! Поэтому мы всегда будем наталкиваться на нашу пе-риферийность!
Калинников раздраженно ответил:
- В Москве мы только тем и будем заниматься, что постоянно улаживать чересчур сложные отношения столичных травматологов к нашему методу. Вам ясно?
- Почти, - откликнулся Красин. - Но что все-таки с этой Кропотовой?
- Ничего! - резко отозвался шеф. - Пусть войдет! Но запомните: в первый и последний раз!
Тот улыбнулся и заверил:
- В самый последний, Степан Ильич!
Ассистент направился за больной.
- Погодите! - остановил его Калинников. Он повернулся ко мне. - Извините, женщине предстоит раздеться, а вы все-таки не врач. Потом, пора отдыхать.
Я послушно покинул кабинет.
Вернувшись в палату, я лег на койку, надолго прикрыл глаза. Передо мной заново прошла череда тех больных, которых я увидел на хирургическом совете. Подумалось: "Неужели так можно любить людей, как этот врач? Безответно. Если честно, то людей я научился только побеждать. Видимо, поэтому я такой и маленький в сравнении с этим человеком".
Странно, но от этой мысли мне стало легче. Я словно умыл душу.
На другой день я надел бахилы (одну поверх аппарата), повязал до глаз марлевую повязку. Присев на край подоконника предоперационной, опять стал наблюдать за Калинниковым.