Что стало причиной такой вот истерики Совести, я не знаю. Не знаю, что так задело мальчика, из-за чего он превратился из всегда серьезного, сдержанного и смотрящего на мир трезвым взглядом человека в эту ходячую истерику, эмоции от которой бьют фонтаном в разные стороны.
- Ты можешь успокоиться? – поинтересовался я, не делая резких движений, медленно подходя к Комильфошке. Вот только такое его детское поведение подвергает сомнениям его прозвище и заставляет меня самого сказать эту излюбленную фразу «Не комильфо».
- Ты что это, с ума сошел? – истерически улыбаясь, удивился мальчик. – Я само спокойствие! Ха-ха-ха! Это ты тут истеришь и никак не можешь успокоиться.
Кто бы говорил. Ладно, пускай немного пострадаю, но этого ни с того ни с сего вскипятившегося очкарика я успокою. И, не медля ни секунды, подошел вплотную к Совести, крепко обняв его и прижав к себе. Больно, до крови царапая руки, вертясь в разные стороны, кусаясь и обзываясь, что у меня даже уши в трубочку завернулись, пытался вырваться мальчик, но поняв, что все его попытки терпят оглушительное крушение, немного успокоился и обмяк, спиной прижавшись к моей груди.
- Все? – тихо спросил я.
- Да, – еще тише ответил Совесть, вновь надев маску спокойствия и сдержанности. Я разжал объятия, позволяя ему опуститься на колени и присесть.
- Это не мои проблемы. Я уже сказал, ты эту кашу заварил, ты ее и расхлебывай, – шипя, повторил мне Совесть, опустив голову и спрятав глаза за густой челкой. Я не видел его лица, я не мог понять, о чем он думает в данный момент, что испытывает, единственными показателями его истинных чувств были сжимающиеся и разжимающиеся пальцы, словно пытающиеся поцарапать ковер, и слезы, капающие на внешнюю сторону ладони.
- Почему ты так?
- Потому что… ты заслужил. Заслужил себе сломанную жизнь, такую же, как и у многих других, кто пострадал от тебя. Теперь кара постигла и тебя. Расплачивайся… – не поднимая глаз, прошептал мальчик, ухмыляясь. В его голосе больше не было былой доброты или даже недавней истерики, своими словами он словно обвинял меня в чем-то серьезном, как будто я на самом деле сломал чью-то жизнь, при этом этот «кто-то» имеет какое-то отношение к Совести.
- Зачем? Что я такого сделал?
- Я не скажу тебе. Мучайся, гадай, что же такого ты натворил. А, между прочим, твой недавний поступок можно сравнить с убийством… Ха-ха, – грустно рассмеялся Совесть, поправляя съехавшие на кончик носа очки, и, встав с пола, подошел к двери. – Зачем я только с тобой связался… Все равно умудрился натворить бед, даже немного исправившись. Но я все равно считаю это своей небольшой победой, ведь если бы не я, смерть Кости была бы на твоей совести… Да и вообще…
- О чем ты вообще говоришь? – так и не поняв смысла сказанных слов мальчика, закричал я. Ведь все же около месяца было хорошо, если не считать Даши. Я же ничего не сделал. Или же… все-таки сделал? Тот парень, из-за которого, как я считал, все мои мучения и начались. Как же его звали? И… На «И» его имя было точно. Игорь, кажется, если я не ошибаюсь. Но что я ему такого сделал? И о нем ли сейчас говорит очкарик?
Если, предположим, я что-то сделал ему, тогда… Ударил несколько раз по лицу, попал по спине, ну, очки разбил. Но от этого никто не умирал еще.
- Ты про Игоря? – аккуратно спросил я, надеясь, что услышу отрицательный ответ на свой вопрос. Но Совесть так ничего и не сказал, только тени испуга и душевной боли, приправленные злобой, мимолетно отразились на его красивом лице, и вдруг хороший, меткий и сильный удар в челюсть послужил мне ответом.
- Заткнись!!! Ты не имеешь, слышишь, не имеешь права после такого вообще произносить его имя!!! – взбесился мальчик, вновь замахнувшись для удара. Глаза отражали нескрываемую ярость, губы тряслись, тихо что-то нашептывая. Но было все равно.
Больно… Мне действительно стало больно. Но не от удара, что оказался не настолько сильным, чтобы нанести мне вред, а от слов, нанесших такой удар, что стена, сдерживающая мои эмоции, треснула и уже больше не справлялась с их потоком. Слезы и истерики действуют на меня, как красная тряпка на быка, но, пожалуй, непонимание и мои проблемы приглушали мою ненависть к этим проявлениям слабости. И вот эти слова, к которым присоединился еще и удар, просто смели мои переживания, позволив тем самым таившимся эмоциям, так жаждущим выплеснуться наружу, обрушиться на Комильфошку.
Одной проблемой стало больше…
Одним плохим поступком стало больше…
Еще раз мой разум скрыла ярость, не давая думать мне здраво…
Одной рукой схватив мальчика за запястья и перевернув его на живот, второй за волосы, я, склонившись над Совестью, прошептал ему на ухо, сам от себя такого не ожидая.
- Ты меня достал, святоша. Кто же такой этот Игорь? Кто он для тебя, плод моего воображения? Тайный воздыхатель? Или парень, но такой-сякой Юра хорошенько отмутузил этого очкастого?
- Отпусти меня!- закричал Совесть, пытаясь освободить руки, крепко скованные моими, что с каждым движением мальчишки, сжимали запястья еще сильнее, принося неописуемую боль.
- Нет, Комильфошка, не отпущу, – сквозь красную дымку ярости, захватившей мой разум и контролирующей все мои действия, прошипел я, отпуская спутавшиеся русые волосы. – Знаешь, когда я впервые увидел тебя без очков, в моей голове пронеслась сумасшедшая мысль. Мне до жути хотелось тебя трахнуть, но, к сожалению, тогда я был слишком озабочен твоим красивым личиком, поэтому я просто тебя поцеловал. Смешно, правда? Поцеловал плод своего воображения, да меня в психушку нужно сдать с диагнозом «шизофрения». И ладно бы я только слышал голоса, так еще и вижу тебя. Но знаешь, когда я коснулся твоих губ, тогда и в больнице, все оказывалось наоборот. Ты не казался моей фантазией, я ощущал тебя, как, например, ту же Дашу, Желтого или возьмем, к примеру, Мишку, который в постели просто монстр. И сейчас я хочу еще раз убедиться, на самом ли деле я просто псих или же ты действительно существуешь!
Так и не отпуская запястья мальчика, я впился ему зубами в плечо, дожидаясь ответного крика. Но его не последовало, только тихий всхлип и зажмуренные глаза. Зато теперь не только губы настоящие, тело вроде бы тоже.
Но мало, я хочу до конца ощутить его, до конца убедиться в том, что он существует.
Послышался треск отрывающихся пуговиц и их глухой стук об ковер, и вот клетчатая синяя рубашка Совести, точнее то, что от нее осталось, отброшена в сторону, больше не скрывая от моего взора Совесть. Бледная нежная кожа, слишком худое тело, что можно спокойно пересчитать каждое ребрышко, небольшая родинка на левой лопатке…
- Ну, что, поиграем, мальчишка.
Это был не вопрос, это было скорее предупреждение для Совести, чтоб для него не оказалось большой новостью то, чем же мы сейчас займемся.
- Пожалуйста, – тихо пропищал Комильфошка, слабо шевельнувшись, – не надо…
Поздно что-то говорить… «Прости», – тихий, погибающий под тяжестью охватившей меня жестокости и злобы, голос разума раздался у меня в голове.
Расстегнув пуговицу и молнию джинс и стянув их вместе с трусами, я усадил Совесть раком и коснулся горячим лбом холодной дрожащей спины. Мальчик не издавал ни звука, даже тихого всхлипа не было слышно, он просто обреченно склонил голову, будто приготовился, что ее будут отрубать. Расстегнув ширинку своих брюк и высвободив на волю набухшую горячую плоть, медленно поднес ее к отверстию Комильфошки, зачем-то взглянув на его опасно побледневшее лицо. Оно ничего не выражало, полное отсутствие эмоций, словно каменная маска. Словно кукольное лицо.