Ее зовут Лу́ка - странное имя, но ей нравится. Я не возражаю: привычно сокращаю до "Лу", произношу шепотом, точно боясь спугнуть, дегустирую, как терпкий вкус "Remy Martin", выдыхаю с наслаждением, как горький аромат "Partagas". А она слушает Элвиса, читает "Тошноту", обожает французский вермут, миндальное фисташковое мороженое и анальный секс. И глотает нейролептики, чтобы узнать меня утром.
Ей двадцать два или двадцать три: она не помнит, а я не пытаюсь узнать. Мы отмечаем ее день рождения с первым холодным дождем осени - всякий раз выходит по-разному. В этот день, когда тяжелые капли хмурого ливня барабанят в окно, я просыпаюсь пораньше, готовлю кофе в постель и дарю одну желтую розу. Мы молчим, слушаем дождь; потом собираемся, берем машину и едем в пригороды Балтимора, к одинокому парку в полумиле от шоссе на Филадельфию. Здесь, внутри едва заметных остовов каменных стен, гуляем по раскрошенным временем и непогодой аллеям и просто молчим. Знаем, что рано или поздно ноги сами приведут нас к невысокому монументу из черного мрамора, у которого, точно в храме, горит негасимая свеча. Здесь мы останавливаемся, Лука сжимает мою ладонь изящными пальцами, заглядывает в глаза и, чуть помедлив, шагает под дождь...
***
Женский голос. Просачивается сквозь вязкий полумрак и вызывает дрожь. Не понять, почему, но от искусственных слов, воспроизводимых динамиками, веет могильным холодом.
...Интеллект имеет ассоциативную природу - это известно со времен Гоббса. Спенсер убедил нас в том, что именно интеллект обеспечивает приспособляемость существа к среде обитания. Стимул-реакция - формула, выведенная Торндайком и во многом определившая развитие современной психологии...
Где-то внизу хлопает тяжелая дверь. Поднимаю глаза - на часах 20:12. Закрываю ежедневник со списком имен, откидываюсь в кресле, вслушиваюсь в стук каблучков по мраморной лестнице.
...Многие считают старую школу неактуальной в угоду когнитивной психологии, но мы не были бы столь... категоричны. Эмоциональным поведением можно управлять - факт! - его можно прививать, лепить из него големов по собственной воле. Да, краеугольным камнем всего является интеллект.
Стук каблуков замедляется. Я чувствую чужой страх - атавистический, панический ужас. Странно, но это не вызывает никаких чувств - просто жду, глядя на застывший циферблат и поигрывая бокалом коньяка.
Всякий акт поведения можно описать в терминах молекулярных процессов физического и физиологического характера, лежащих в их основе. Поведение - молярный феномен. Нас интересовали именно молярные свойства поведенческих актов. Мы работали не с семью объектами: не стоит сбрасывать со счетов две тысячи подопытных алабамских тюрем...
Высокая женщина в строгом наряде рывком распахивает дверь, проходит резкой походкой сквозь сумрак и выключает стереосистему. В тусклом свете семи свечей вижу ее профиль: немолодая, но все еще не растратившая какой-то холодной, отталкивающей красоты, застывшая в напряженной, неестественной позе. Она знает, но не побежит - слишком гордая и слишком уставшая.
- Доктор Гольцман.
Она все-таки вздрагивает. Поворачивается медленно и не может скрыть удивления.
- В-вы?
Я молчу. Ставлю бокал на маленький столик, складываю пальцы в замок, смотрю ей в глаза. Она отводит взгляд, подходит к бару, наполняет бокал. Старается выглядеть спокойной, но пролитый "Old Elgin" выдает ее с головой.
- Я ждала, но не думала... что это вы, - она оборачивается, опирается спиной на бар, пытается пригубить, но быстро отказывается от этой затеи, - откуда у вас эта запись?
- Одна наша общая знакомая...
Доктор усмехается - не хочет верить; в три глотка опустошает бокал, вздыхает, сглатывает судорожно. Губы шепчут что-то беззвучно. Нет, она не поверит...
- Вы лжете. Не знаю, откуда и почему, но вы... лжете.
- Лука.
Она беззвучно отделяется от тьмы. Бокал выпадает из пальцев доктора, разлетаясь по полу брызгами осколков.
- Это не ты... - губы дрожат, выговаривая слова, - это не можешь быть ты... Шестьсот миллиграмм кветиапина каждые двенадцать часов - без антипсихотиков твой мозг должен был убить тебя за сутки. Ты не могла выжить без лекарств...
- Ненависть, доктор, хорошо мотивирует, - я позволяю себе усмешку; кажется, получается неестественно, - впрочем, надо признать: все эти годы приходилось постоянно повышать дозировку, а пару лет назад отказаться от сероквеля. Я... мои фармацевты разработали кое-что посильнее. Этим нельзя лечить шизофрению, но в данном случае...
- За что вы судите меня? - голос доктора едва заметно дрожит, - За то, что я хотела сделать мир лучше? За то, что старалась заглянуть за горизонт? Вы ведь тоже ученый, вы должны понимать. То, чего мы добились, венчало историю. Разве... разве это плохо - менять мир к лучшему? Ведь вам дали Премию Мира - вы должны понимать! Вы накормили миллионы!
- Я их убил.