Прекрасно понимая, что его наглость мне все равно не пересилить, я угрюмо буркнула:
— Хорошо, оставайся, но чтобы утром тебя здесь не было.
И не дожидаясь его ответа, вышла в коридор, напоследок хлопнув дверью от бессильной злости.
Дарелл не последовал за мной. И, если честно, не знаю, обрадовало это меня или больше огорчило. Все-таки кроме злости чувствовала столько всего, что с непривычки голова шла кругом.
Расположилась в комнате для гостей, на всякий случай вплотную придвинув к двери кресло. Раздевшись до нижней рубашки, я забралась в холодную постель. Хотелось плакать. От всего сразу. И больше всего от дотошной мысли «А что, если его, правда, завтра утром уже здесь не будет?». Пусть я злилась на Дарелла. Злилась настолько, что едва зубами не скрипела. Но не могла не признать, что еще одного исчезновения его из моей жизни я не переживу. И никакие заклятия мне в этом больше не помогут. Да даже если бы я и владела еще магией, то все равно бы к «Ледяному сердцу» больше не прибегла. Только сейчас поняла, что лучше чувствовать и боль, и тоску, и отчаяние, чем то мертвое равнодушие.
Сжала пальцами теплый эмельдир и все-таки разревелась. Выплескивалось все, что накопилось за это время. Все невыплаканные слезы этих месяцев. Я даже по Улле плакала, хотя разумом и понимала, что сестра сама виновата в своей смерти. Но главной причиной моей истерики был, конечно же, Дарелл. Безумно хотелось вскочить, бежать к нему, чтобы он обнял, успокоил, утешил, пообещал, что никогда меня не оставит… Но столько времени затаптываемая гордость теперь отыгрывалась вовсю. Голосила, мол, пообещать он может что угодно, а потом опять кто-нибудь скажет какую-нибудь гадость про меня, и он снова поверит. Да Дарелл ведь даже не извинился! И что пусть сейчас больно, но если я поддамся слабости, то потом будет еще больней. В общем, аргументы сыпались из нее, как из рога изобилия. Оставалось лишь отчаянно стискивать пальцами подушку и отсчитывать непрекращающимися слезами каждое мгновение. И как же мне хотелось услышать шаги за дверью, но Дарелл так и не пришел. Обессилев от отчаянья и слез, заснула я только под утро.
Мне снилось серое с фиолетовыми прожилками небо. Снились трины в Священной Роще, усыпанные светло-голубыми бутонами готовых вот-вот распуститься цветов. Снился улыбающийся Дарелл, который радостно говорил:
— Ты можешь пытаться выгнать меня из своей жизни, но из своих снов ты меня больше не выгонишь.
— Я тогда специально спать не буду, — бурчала я в ответ.
А он смеялся. Обнимал меня и ласково шептал:
— Будешь. И не спорь с королем.
Проснувшись, я сначала и не поняла, что проснулась. То ли сон плавно перекочевал в реальность, то ли реальность походила на сон. Но обнимающий меня Дарелл никуда не делся. Держал на руках и довольно улыбался. Видимо, мое сонное выражение лица уж очень его смешило. Я не меньше минуты смотрела на него как завороженная, не веря, что он осязаем. С трудом отвела взгляд и огляделась. Мы ехали в закрытом экипаже и, судя по пейзажу за окном, время приближалось к полудню, и от замка мы уже были далеко. Да и я оказалась сплененная в одеяло как в кокон.
— Что происходит-то? — в растерянности пробормотала я.
— Ничего особенного, — улыбался Дарелл. — Мы едем домой.
— Куда? — не поняла я.
— Ну домой. Во дворец. В столицу, — милостиво пояснил он.
— Погоди, — опешила я, — ты что…вот так вот взял и похитил меня?!
— Можно и так сказать, — его невинной улыбке позавидовал бы даже младенец. — Но, думаю, твои родители поймут.
Я попыталась вырваться, но одеяло очень сильно сковывало мои движения. Да и объятия Дарелла не способствовали освобождению. Оставалось лишь высказывать свое возмущение словами.
— Короли так себя не ведут, — презрительно фыркнула я.
— Возможно, — он пожал плечами. — Но для тебя я не король. Как и ты для меня не королева.
— А кто? — угрюмо поинтересовалась я, готовясь вот-вот смертельно обидеться.
— Драгоценная, единственная, очаровательная даже в своем упрямстве, — ласково шептал он, касаясь губами лица и обжигая дыханием. — Самая-самая важная, дороже всего на свете…
— Даже вечности? — тихо спросила я.
— Даже вечности, — он кивнул.
Я едва подавила желание вновь разреветься. Но гордость голосила, чтобы я не смела так просто сдаваться.
— Твоего поведения это все равно не оправдывает, — я старательно изображала каменную неприступность.
— Я все-таки надеюсь, что ты меня простишь, — в серых глазах плясали хитрые искорки. — Ну а пока не добрались до постоялого двора, можешь, так и быть, продолжать ругать.