К примеру, я считала, что просто архинеобходимо придумать какое-нибудь зелье смелости. Времени на попытки его создания у меня, само собой, в данный момент не было. А нуждалась я в нем отчаянно, учитывая, что предстоящего разговора с Дареллом боялась до дрожи.
Стиан был прав в одном: Дарелл слишком меня ненавидит. И я очень сомневалась, что в этом плане разум возьмет верх над чувствами. Тем более теперь, когда в списке моих «заслуг» числился еще и Ивсен. Конечно же, я заготовила веские доводы вроде «благополучное будущее Арвидии важнее» и в глубине души все же робко надеялась, что Дарелл и сам это понимает.
Стоит ли говорить, что собственная затея и в особенности предстоящее ее воплощение вызывали у меня чуть ли не обморочную панику? Гордость орала так громко, что даже заглушала все остальные мысли. Голосила, мол, плевать на все и в особенности на Дарелла, поехали домой, с тебя и так хватит унижений. Но стоило мне представить, что он мертв, как она тут же замолкала. Как и самолюбие, и прочие более-менее разумные составляющие моей личности. Пусть мне сейчас приходилось тяжело и плохо, но я отчетливо понимала, что смерти Дарелла мне не вынести. Каким бы он ни был, пусть даже не стоил моих чувств, но я ничего не могла с собой поделать. Правильно сказал кто-то мудрый, что любовь зла.
Медлить было нельзя. Пусть Стиан мне и поверил, но рано или поздно у него все равно возникнут сомнения. И, скорее всего, рано. Да и до отъезда из дворца оставалось совсем немного. Так что продолжительные раздумья были для меня непозволительной роскошью. Понимая, что тянуть бессмысленно и даже опасно, разговор с Дареллом я запланировала на следующий же вечер.
В спальне Дарелла царила темнота. Я не спеша зажгла несколько свечей, в очередной раз рассуждая про удобство магии. Жаль, что вызов огня позволял сотворить только пару искр. А то вот бы здорово было порадовать Стиана прицельным огненным шаром. Честно, сама иногда поражалась своей кровожадности.
В общем, я старалась думать о чем угодно, кроме предстоящего крайне унизительного разговора. Настроения к тому же не добавляли воспоминания, связанные с этой комнатой. Я, конечно, гнала их прочь, но не особо получалось. Да и трусила отчаянно. Стыдно признаться, но я бы только обрадовалась, если бы Дарелл, к примеру, уехал куда-нибудь. Я бы для очистки совести прождала его до полуночи и вернулась в свою спальню, радуясь, что пусть хотя бы на день получила отсрочку.
Но, конечно же, Дарелл мне такого счастья не предоставил. К тому моменту, как он пришел, я умудрилась задремать, уютно устроившись в кресле. Просто так старалась унять волнение, что перестаралась с успокаивающей магией, и спокойствие в итоге получилось слишком повальным. Так что проснулась я от крайне негостеприимно прозвучавшего:
— Что ты здесь делаешь?
Если честно, первое мгновение я спросонья сама не могла найти ответа на этот вопрос. Но мрачный взгляд Дарелла быстро согнал всю сонливость.
— Я бы хотела с тобой поговорить, — я встала с кресла и поправила чуть примявшееся платье. Очень старалась, чтобы выражение лица и голос ни в коем случае не выдали мое граничащее с паникой волнение.
— Говори, разве я против, — Дарелл прошел мимо меня к окну и задернул массивные портьеры. — Только, будь любезна, за дверью. А еще лучше в другом крыле дворца.
О да, я бы с радостью так и поступила. Едва заглушила вновь дурниной голосящую гордость, глубоко вздохнула и как можно спокойней произнесла:
— Дарелл, разговор очень серьезный. Речь пойдет о судьбе Арвидии.
Мне кажется, с тем же успехом эту фразу могла сказать ему дверная ручка. И то бы он заинтересовался больше.
Опустился в кресло и снисходительно бросил:
— Даю тебе две минуты.
Первым порывом было гневно высказать все, что я о нем думаю. Впрочем, перечисление всех «ласковых» эпитетов явно бы в две минуты не уместилось. Да даже в два часа! Смесь обиды и злости упорно не давала собраться решимостью. И пока я нервно вышагивала по комнате, Дарелл наблюдал за мной с нескрываемой иронией и не менее откровенной скукой в серых глазах.
Невозмутимо констатировал:
— Одна минута.
С трудом сдержалась, чтобы не запустить ему в голову канделябром. Отвернулась к столу и сжала пальцы в кулаках так, что от впившихся в ладони ногтей в глазах потемнело от боли. Зато кое-как усмирила свои чувства. Страшно представить, насколько больнее все бы воспринималось, если бы не спасительное «Ледяное сердце».