— Не понял.
— Что везёте в Мак-Аллен? — терпеливо повторяет капитан Морелли.
— Ничего… — внутренне напрягаюсь.
— Будьте добры, откройте багажник.
— Что случилось-то?
— Стандартная проверка. Вы среди ночи останавливаетесь в крошечном городке, на тонированной машине, с не местными номерами, — обходя меня со спины поясняет Морелли.
— Разве это запрещено?
— Вы хотите, чтобы я сделала это с применением силы?
— Странный у вас способ знакомиться с парнями…
Шериф зло хмыкает, шагая следом. От неё пахнет потом и той самой животной притягательностью, что для меня словно быку красная тряпка. Не знаю, как вам объяснить, но от некоторых женщин пахнет чем-то больше, чем просто духами и телом. От них будто от упавшего в пруд камешка волнами расходится ощущение жара и страсти. Не часто такие встречаются. В голове начинает пусто греметь, как в жестяном ведре. Мысль, одна-единственная, испуганным тараканом носится где-то между ушей, пытаясь найти выход.
Открываю багажник, наблюдая, как шериф, не теряя меня из поля зрения, освещая внутреннюю поверхность фонариком, осматривает каждый шов. Да нет тут ничего. Я ж не настолько тупой, хоть и не создаю впечатление профессора Гарвардского института. Бабло наликом зашито в заднее сиденье автомобиля. Да, пришлось изнасиловать мою девочку, чтобы спокойно добраться до границы с Мексикой. Это безопаснее, чем закидывать деньги на счёт, затем снимать. Вычислить, где именно я воспользовался банковским счётом не составит труда, а с наличкой таких проблем не будет. Ну, и никаких процентов за хранение, тоже, знаете ли…
— Мистер Рамлоу, будьте добры, положите руки на крышу машины, ноги расставьте по ширине плеч, — внезапно наставляет на меня ствол, пока я закрываю багажник.
Нихрена себе ролевые игры. Даже не знаю, отчего больше я завожусь. От того, что меня собираются шмонать, или от того, что это будет делать безумно притягательная, аппетитная женщина. Как только её руки касаются моих, по коже бежит электрический ток. Эдакий мерзенький зуд, который никак не останавливается, пока она меня беззастенчиво лапает. Таракан в голове бьётся в истерике с диким визгом «Банзай!» пока ладони ощупывают плечи и спину, особенно тщательно проверяя поясницу и живот. Похлопав по брючинам, задерживается на щиколотках, видимо в поисках револьвера или ножа. От её быстрых горячих рук до сих пор ощущение ожога на боках, и будто иголочками покалывает.
— Чья кровь у вас на футболке? — голос звенит сталью прямо в затылок.
Если меня сейчас загребут во второй раз, это будет самое короткое и идиотское дорожное приключение, которое мне доводилось переживать.
— Я уже могу опустить руки и отойти от машины, офицер?
— Я вам этого не говорила. Чья кровь у вас на футболке? — уже угрожающе повторяет вопрос шериф, и я слышу, как щелкает предохранитель.
Холодное дуло служебного пистолета упирается мне в косточку прямо за ухом. Тем не менее, натягивая лучшую из своих улыбочек, оборачиваюсь к ней. В следующую секунду в глазах темнеет, а висок раскалывает дичайшая боль. Кажется, что даже космос со звёздами на секунду увидел. Я не успеваю понять, что происходит, как оказываюсь распластанным на асфальте, с сидящей на моей спине шерифшей. Запястья больно стягивает пластиковый хомут. Нихуя себе оперативность. Я ожидал слегка другого… Что за не любезная земля такая в Техасе, а? С завидным постоянством имеет меня во все дыхательно-пихательные.
— Воу-воу! Шериф! Что за ролевые игры? Я ж ничего не сделал… — оправдываюсь, пытаясь сообразить, как всё произошло.
Я, опытный наёмник, профессиональный боец, тренированный и прошедший огонь, воду и медные трубы убийца оказываюсь в прямом смысле повержен в мгновение ока техасским рейнджером с сиськами? Да ладно! Что ж за день сегодня такой, а? Ретроградный меркурий что ли? Невольно начинаешь верить во всю эту абракадабру.
— Вы задержаны до выяснения личности, — спокойно констатирует Морелли.
— Так выяснили же! Вон, мой бумажник валяется, — с трудом поднимаюсь с асфальта и подгоняемый стволом в лопатки, топаю к машине полиции, — ну, хоть машину на штраф-стоянку заберите, а?
***08.20.2018 3:56 a.m
— Эй, Морелли! Тебе весело? — интересуюсь из камеры, пока шерифша что-то печатает на ноутбуке. Время на часах около четырех утра. — Мне тоже нет, но у меня странные вкусы. Может, выпустишь, и мы договоримся полюбовно?
— Рамлоу, прикрой пищеприёмник, дай поработать… — устало отмахивается шериф, озабоченно стуча по клавиатуре.
Нет, это уже перебор. Не могу я тут зависать долго. Это какой-то идиотский хуефокус. Шериф поднимает глаза, наблюдая, как я мечусь по камере.
— Чего мельтешишь? Спать ложись.
— Если только в твоей компании, Морелли.
— Ты и так тут в моей компании, дружок, — усмехается шериф, наблюдая за мной, как лаборант за мышью.
Останавливаюсь напротив, уперев руки в бёдра. Куртка валяется у неё на стуле, как и мой пистолет, и нож, и документы… Вот же зараза такая, обыскала машину, вывернула почти всё. Хорошо хоть деньги не нашла.
— Где разрешение на оружие? — спрашивает со скучающим видом вертя в руках бумажник.
— Забыл в кармане другой куртки, — огрызаюсь, продолжая ходить из угла в угол.
— Понятно-понятно… Так, чья кровь у тебя на футболке?
— Моя. Башку мне раскроила одна тёлка. Кстати, может, подсобишь? — снова останавливаюсь, разглядывая женщину и пытаясь найти в ее непрошибаемой броне профессионализма лазейку.
Назвать её девицей язык не поворачивается. Задать самый тупой и заезженный вопрос типа: «Что такая дыра, как эта забыла в такой женщине, как ты?» тоже. Не тот уровень подката, если серьёзно. Тут надо подумать… Морелли поднимается из-за стола, и с хищной грацией подходит ближе. Взгляд усталый, но внимательный. Полные губы кривятся в брезгливой усмешке. Смотрит на меня, как на говно.
— Чем? — чуть склоняет голову к плечу, не стесняясь моего взгляда.
О, а она знает себе цену! Взгляд самоуверенный, руки в боки, подбородок чуть вперёд. Всё в её фигуре говорит о превосходстве в данную минуту. Посмотрим, надолго ли собаке белый хвост. В конце концов, шериф должна понимать, что это не меня с ней заперли, а наоборот — её со мной. Слишком дерзко, считаете? А как иначе, если она, как представитель власти, связана нормами закона и моралью, а у меня только прощение грехов от самого Александра Пирса, и никаких ценностей с пяти лет.
— Ну, хоть антисептиком обработай, что ли… А я спасибо скажу.
— Ты и так скажешь мне спасибо, — усмехается, возвращаясь к столу и доставая аптечку.
Вот же змея. Её наглость и самоуверенность невозможно раздражают. Хочется стереть с лица эту поганую ухмылочку. Об асфальт. Сломать это сраное чувство превосходства, заставив пищать от ужаса и страха смерти. Чтоб знала, как себя вести.
— Досье моё уже видела?
— Видела. Впечатляет, — с потрясающим безразличием соглашается, — а ещё больше впечатляет, что Председатель Совета Безопасности собственным приказом снял с тебя все обвинения и статус разыскиваемого преступника. Сядь на скамью, спиной ко мне, просунь руки за решетку, — командует Морелли, приближаясь, — и будь паинькой, иначе снова огрею.
Приходится подчиниться. На запястьях защелкиваются браслеты, сковывая движения. Приковать меня к прутьям решётки умно, ничего не скажешь. Видать, нюхнула пороху в своё время.
— Наклони голову вперёд, посмотрю, что там у тебя. Медик будет утром, если что — зашьёт, — заходя в камеру, ставит рядом со мной на скамью небольшую стальную коробочку.
— Понял, принял, — вновь подчиняюсь, выжидая удобный момент.
От её прикосновения по коже будто вновь бежит электроток. Ловкие пальцы аккуратно ощупывают шею и затылок. Офицер молча копошится в волосах, находя разрез и тщательно что-то там рассматривает. Знаете, в какой момент мне действительно срывает крышу? Вот прям уносит, как канзасский торнадо домик девочки Элли. Когда Морелли, оттерев кровь и образовавшуюся корку, прижигает рану какой-то вонючей синей жижей и начинает на неё дуть. Она начинает дуть мне на царапину, понимаете? Как в детстве, когда ссадишь коленку, и к тебе спешит на помощь вся родня. Знакомо? А мне — нет. От ощущения ветерка в волосах и такой непривычной заботы шиплю ещё громче, не зная, как скрыть своё смущение и растерянность.