— А как же презумпция невиновности? Пока не доказана вина, обвиняемого нельзя считать виновным, не?
— Не в твоём случае, Рамлоу. Единожды преступник — всегда преступник.
— М-м-м, обожаю кривую логику. Может, я встал на путь исправления, осознал всё и хочу начать нормальную жизнь?
— Нормальную, это какую, Рамлоу? Жена, семья, пятеро детишек и барбекю по выходным? — нет, она меня и впрямь бесит невыносимо. — Не выйдет. Ты — убийца. Был и всегда им будешь, не смотря на то, что Председатель Совета Безопасности подчистил твоё дело и дал тебе индульгенцию.
— Инд… Что? — морщусь, вслушиваясь в незнакомое слово.
— Помилование, — поясняет терпеливо, продолжая рассматривать меня, как тигра в зоопарке, — где девчонка, последний раз спрашиваю тебя.
— Или что? — огрызаюсь, не в силах сдерживать свою ярость. — Что ты мне сделаешь?
— В Техасе всё ещё введена смертная казнь, Рамлоу. Электрический стул. Смертельная инъекция… Всё, что пожелаешь. Я предпочту посмотреть, как тебя зажарят до равномерной хрустящей корочки, — закончив беседу, поднимается со стула, и ловко крутанув его на одной ножке, ставит обратно к стене.
Разговор окончен? Или как это понимать, мать твою?!
— Эй! Морелли! — ору ей в спину.
Уходит, не оглядываясь. Походу, я попал…
— Я её не трогал! Не трогал!!!
Собственный голос эхом разносится по камере, звеня в ушах. Или это кровь шумит, прилив к голове. Однако, у этой крошки разгон от милой зайки до мрази меньше, чем у меня. Спортивная модель попалась, блядь. Куда ты запропастилась, моё спасение Мэри Форест? Вот теперь мне точно не до сна. Надо придумать способ выбраться отсюда. Во что бы то ни стало, даже если придётся снова убить кого-то.
Шериф является к вечеру. За окном здорово стемнело. Я сижу тут почти сраные сутки. Сутки, блядь! И готов убить просто за шот бурбона или виски. Морелли проходит мимо камеры с озабоченным видом, будто меня вовсе не существует. В руках — огромная картонная папка. С ней два криминалиста. О чём-то шушукаются, поглядывая в мою сторону. Когда они уходят, оставляя меня и шерифа один на один, она не теряет времени впустую.
— Рамлоу, последний шанс. Где Форест? В доме полно твоих пальчиков, следы борьбы и кровь.
— Шериф, такие вещи не принято разглашать, но у меня с ней был вполне неплохой вечер. До появления её мужа, — признаюсь, понимая, что иного выхода у меня нет, — он набросился на меня и мы слегка повздорили.
— Эрла Фореста нет в городе уже неделю. Ему продлили рейс до вторника, — парирует шериф, — так что ты что-то путаешь.
— Тогда откуда я знаю, как он выглядит? Кусок бекона, центнера полтора, не меньше, свинячьи глазки, брюнет с залысинами, карие глаза, нос картошкой.
— Не аргумент. Ты был в их доме, видел фотографии. Где девушка? — Морелли очень хладнокровна.
Видно, что она прекрасно знает свою работу, только вот в этот раз совершенно точно воюет не туда.
— Блядь, да я откуда знаю. Переспали с ней, явился её боров, подрались, я получил кружкой в затылок, и уехал.
— Рамлоу, неужели ты думаешь, что я поверю, будто такой профессионал, как ты получил кружкой в затылок от дальнобойщика?
— От Мэри… — цежу сквозь зубы.
Шериф секунду смотрит круглыми от удивления глазами и разражается таким смехом, что мне самому впору смеяться, если бы всё не было так печально. Отрицательно качает головой, потирая усталые глаза.
— Всё, хватит поясничать. Ты её убил. Куда тело дел?
— Чем докажешь, что я её убил?
— Чем докажешь, что не делал этого?
— «Мамой клянусь» — не аргумент? — спрашиваю на всякий случай.
Мамой клясться не в моём случае. Моя мать — сука та ещё, и совершенно понятно, в кого я такой уродился. Шериф зло бросает тяжелый, словно бетонная плита, взгляд. Придвигает к себе чашку кофе и удостоверившись, что кроме нас никого нет в участке, криво усмехаясь, продолжает.
— Два года назад, в апреле месяце убита Энни Траут. Похищена недалеко от собственного дома в вечернее время. Обнаружена спустя месяц в навозной куче. Всё, что от неё осталось — двое детей и больная мать. В этом же месяце похищена Алиса Перрот. Возле работы её посадили в черный классический автомобиль и увезли в неизвестном направлении. Тело не обнаружено до сих пор… Следующая жертва Кларисса Тёрнер. Похищена на трассе, возле патрульной машины… — шериф замолкает, делая продолжительный глоток кофе, — обнаружена на свалке. Продолжать? И это только два года назад… Пять жертв, одна в неделю. В прошлом году в сентябре месяце картина повторяется…
— А я тут при чем? — искренне не понимаю, выслушивая монолог, — ты считаешь, что я похож на маньяка?
— Я считаю, что это может быть твоих рук дело, — коротко и просто заключает Морелли, — и пока я не найду Форест и еще одну девушку, я не выпущу тебя отсюда никуда. Даже в туалет.
— Предлагаешь мне спустить штаны при тебе, чтобы поссать?
— Можешь даже не спускать, если такой стыдливый. Но теперь ты будешь сидеть тихонько, как мышка, иначе я приложу максимум усилий на суде, чтобы тебя казнили самым зверским способом, — с холодной решимостью заявляет шериф и я ей верю.
Эта сделает всё, чтобы посадить убийцу, кем бы он не оказался. Я бы на её месте поступил точно так же, будь я полицейским. Ещё некоторое время молча изучаю лицо шерифа. Она не выглядит довольной собой, не выглядит торжествующей, как полагалось бы при поимке столь опасного маньяка. Она выглядит чертовски усталой и не скрывает этого.
— Я. Этого. Не. Делал.
— Я тебя услышала, а теперь советую заткнуться.
Вот, знаете, что значит фраза: «Я тебя услышал»? В переводе на человеческий она означает — мне похуй. По крайней мере именно так для меня она сейчас звучит из уст шерифа. Ещё немного пометавшись по камере, соглашаюсь с тем, что пока ничем не могу повлиять на события. Тем более отсюда. В ближайшее время я найду возможность свалить из этого зверинца. Как только я выберусь — а я выберусь, — путь в Мак-Аллен будет мне закрыт. В первую очередь копы будут пасти меня именно там. Вот же… Ёбанный Техас!
19 часами ранее. 08.20.2018 2:21 a.m
… На заправке в Премонте стоит «Шевроле Импала», на вид год 65-й, может 67. Чёрный. Водителя не видно, двигатель заглушен. Обхожу машину справа, трогая капот. Горячий, значит только-только подъехал. Номера не местные, округ Колумбия, Вашингтон. А вот это уже интереснее…
— Офицер, доброй ночи…
Хрипловатый, но достаточно звонкий мужской голос звучит откуда-то из тени здания заправки. Нарочито медленно оборачиваюсь на звук. Мужчина среднего роста, крепкий, спортивный, южно-европейская внешность. Кожаная куртка, джинсы, ботинки — довольно качественная, хоть и не дорогая марка профессиональной обуви. На вид около пятидесяти. Взгляд не хороший. Тяжёлый, исподлобья. В старину такой взгляд называли «с пристрелом». Так и есть, смотрит, будто пристреливается к чему-то.
— Ваша машина? — регламент требует от меня задавать стандартные вопросы, хотя и так очевидно, что его.
Мужчина внимательно рассматривает меня. Либо спецназовец, либо военнослужащий. Выправка выдаёт опытного бойца.
— Да, мэм… Что-то не так? — невольно вслушиваюсь в речь, ища знакомые интонации.
— Откуда и куда следуете?
Мне хватит одной секунды чтобы вынуть пистолет. Ещё секунда, чтобы снять его с предохранителя и навести на незнакомца. С оружием он явно знаком не понаслышке, так как ни один мускул не вздрагивает на довольно приятном, хоть и костистом лице. Трехдневная небритость, пара коротеньких шрамов — один над бровью и один на скуле. Высокая, по моде, причёска. Всё же этот взгляд… Цепляет, однако. Я видела такой взгляд у моего бойца, капрала Арнольда Варрана. Мы с ним прошли Иракскую военную кампанию и вернулись спустя шесть лет. Глаза человека со смертью на «ты».
— Из Вашингтона в Мак-Аллен, в приют Пресвятой Девы Марии.
— Какое-то дело?
Допивает не спеша кофе, и выкидывает бумажный стаканчик в рядом стоящий мусорный бак. Отлипает от стены.