У ворот фермы стоит машина медицинской помощи. Труповозка по нашему. Приехали и ждут своей очереди. Бросив машину недалеко от обочины направляюсь к заметным издалека лентам оцепления. Оранжево-чёрный пластик реет на ветру, вызывая тревожное чувство.
— Гарри, привет! — криминалист поднимает на меня взгляд, отрываясь от тела.
— Привет, Морелли. Это не Траут.
— Уже вижу, — соглашаюсь с ним.
Неизвестная смотрит в небо широко раскрытыми от ужаса глазами. Рот грубо зашит суровыми нитками. На лице огромный кровоподтёк. В целом картина мерзопакостная, но я продолжаю рассматривать, пытаясь понять, местная ли это жительница. На губе след от пирсинга, несколько татуировок: одна на запястье, ещё одна на шее возле уха. Однозначно не местная.
— Положение тела не меняли? — интересуюсь у патрульного, прибывшего на вызов.
Молодой офицер, не отводя полных недоумения глаз от покойной отрицательно мотает головой.
— Не пяльтесь. Идите, выпейте кофе. Неужели труп не видели раньше? — такой настрой юнца меня раздражает.
Как ты можешь быть оплотом порядка, если трясешься от вида крови или мёртвого тела. В конце концов, хоть это и человек, но он уже мёртв и ничего не может сделать тебе плохого, кроме как испортить аппетит и настроение на весь оставшийся день. За почти шесть лет службы в Ираке я насмотрелась и похуже картин, когда из патруля возвращались вместо полного состава лишь несколько живых человек. Да, я понимаю, что не всем «повезло» как мне, и не у всех психика достаточно крепкая, чтобы не примерять увиденное к себе или своим близким. Но, чёрт возьми, если ты полицейский, будь готов ко всему.
Офицер шумно сглатывает и уходит куда-то. Куда — меня волновать не должно, лишь бы глаза не мозолил. Окидываю взглядом местность. Ферма недалеко от дороги, и заехать сюда может практически каждый.
Девушка лежит, разметав руки, ноги согнуты в коленях и чуть отведены в сторону, тело скручено. Вся поза выглядит слишком нарочитой, будто её старательно укладывали, придавая какой-то смысл. Ещё некоторое время разглядываю общую картину. Что-то во всём этом слишком… Слишком театрально?
— Фотограф был? Ничего не трогали?
— Нет, шеф, мы ждали вас, — мямлит вернувшийся патрульный.
Вид у него уже получше, но всё ещё растерянный.
— Возьмите себя в руки, офицер, — повторяю вполголоса, пихая его локтем в бок.
Парень молча кивает, ища глазами за что бы зацепиться, лишь бы не смотреть на тело неизвестной.
— Кто обнаружил тело?
— Сын Прескотов, Тревор. Он сейчас в доме, разговаривает с детективом Салливаном.
Тревору пятнадцать. Парнишка крепкий, хоть и не выдающийся умом. Любит американский футбол и хорошо справляется с помощью отцу на ферме. Киваю. Салливан знает своё дело. Нужные подробности будут у меня на столе уже через пару часов от силы.
Могу лишь расписаться в первичном протоколе осмотра места происшествия и дождаться первого отчёта детектива.
— Подозреваю, что она будет не единственной, — вздыхает подоспевший Салливан.
— Поясни? — собственно, я и так уже понимаю, что исчезновение Траут и труп неизвестной сами по себе — грозное предзнаменование начинающейся бури, но привычно спрашиваю.
— Шериф, вы не хуже меня знаете, что всё это значит. Дело Тэда Банди помнят до сих пор. Для многих он стал почти что иконой. Даже среди женщин, как бы страшно это не звучало.
— Ближе к делу, Дэрек, — поторапливаю, наблюдая, как судмедэксперт переворачивает окоченевшее тело.
Судя по тому, в каком положении оно застыло, как отпечатались на коже следы прошло довольно много времени. Ночи в апреле в Техасе не холодные, остывание происходит долго. На первый взгляд можно предположить, что сюда её привезли уже мёртвую.
— Я думаю, что мы влипли. И надо вызывать федералов.
— По одному телу сложно судить, влипли мы или нет, но я учту твое мнение, Дэрек. Мистер Мёрфи, что скажете?
Судмедэксперт поднимает на меня взгляд через пластиковые защитные очки, лукаво щурясь. Сейчас он скажет то, что я уже вижу.
— Шериф Морелли, полную экспертизу дам чуть позже. Пока имеем смерть от удушения. Предварительно — руками, так как на шее с двух сторон характерные следы. Смерть наступила от шести до двадцати четырёх часов назад. Позже скажу точно.
Киваю. И так понятно, что вся информация будет не раньше завтрашнего утра. На плече оживает рация. Вызывает база. Прощаясь с патрульными и медиками, отбываю в офис.
09.05.2017 01:28 a.m.
— Приветствую, офицер! — знакомый голос, который прозвучал впервые в эфире почти год назад, и который я никогда не забуду, внезапно разрезает тишину.
Я ждала этого момента целый год. Рыскала по дорогам каждую ночь, как бездомная собака, ища встречи с этой падалью. С убийцей моей сестры.
— Я ждала тебя.
— Не сомневаюсь. Я наблюдал за вами всё это время.
Эти слова одновременно и пугают и заставляют ликовать, внутри всё дрожит. Негодование, бессильная злость, жажда мести кипят внутри, шумят в ушах, сдавливая виски.
— Вас сложно удивить, шериф. Это впечатляет.
— Так весь этот спектакль для меня?
— И для вас тоже, шериф. Нина… Нина — прекрасное имя. Означает «сильная»… Вы и впрямь сильны, шериф… Давайте поиграем в игру? «Правда или действие»… Что скажете?
Молчу, останавливая машину и гася фары. Где-то тут, в ночной пустоте таится опасность, и я вглядываюсь в темноту до боли в глазах, силясь разглядеть хоть что-то.
— Я немного изменил правила… Шериф, вы меня слушаете?
— Слушаю. Но не знаю, с кем разговариваю. Как тебя называть?
— Если вы выиграете в игру, шериф, я, так и быть, назову вам своё имя…
— Откуда мне знать, что ты не обманешь?
— Ниоткуда… Хотите вы того или нет, шериф, но игра началась… Я задаю вам вопрос, а вы отвечаете правдиво. Если вы солжете, я совершу некое действие, из-за которого у моей гостьи возникнут проблемы…
Голос вкрадчив, мягок и практически убаюкивающ. Сложно не поддаться игривыми нотками, не впасть в лёгкое ощущение транса. Ночь, пустое шоссе, темнота и чарующий голос в радиоэфире. Я смаргиваю, прогоняя морок.
— У тебя есть гостья? — от осознания слов говорящего волосы на руках поднимаются дыбом.
Неужели он успел кого-то похитить? Собственно, этого следовало ожидать, потому что пока его не поймают, он так и будет забирать жизни.
— Конечно… Я люблю компанию красивых женщин… — эфир разражается криками боли, от которых у меня по спине начинает течь пот, — но теперь моя очередь задавать вопросы… Напомню, если вы солжёте, шериф, девушка пострадает… И это будет на вашей совести.
— Не трогай её. Обещаю, что приложу все усилия, чтобы наказание было разумным, если ты просто сдашься!
— О, шериф… Вы ничего не можете мне обещать. Итак, первый вопрос: кем вы хотели быть в детстве?
Вопрос ставит меня в тупик. Безусловно, в Академии нам преподают основы психологии серийных убийц, рассказывают и показывают яркие примеры, но когда ты сталкиваешься с этим лично, невозможно в раз мобилизовать имеющиеся знания, чтобы получить желаемый результат. Я молчу, теряя драгоценные секунды.
— Не врите мне, Нина…
— Я всегда хотела быть полицейским… Сколько себя помню.
— Жаль… Очень-очень жаль… — вещает голос из радио и его заглушает такой раздирающий мою душу вопль боли, что я невольно содрогаюсь, — единожды солгав, моя дорогая… Единожды солгав…
Связь обрывается так же внезапно, как и в самый первый наш диалог. Меня трясёт. Что я сказала не так? Что послужило спусковым механизмом для действий, что он совершил или совершает сию минуту по отношению к неизвестной? Спешно связываюсь по рации с базой. Необходимо узнать, поступали какие-либо сигналы о пропаже людей.