Стрелок был особо опасен, поэтому вызвали их группу в качестве силовой поддержки. Мужчина в бешенстве ворвался в супермаркет с пистолетом и боеприпасами к нему, беспорядочно палил сначала по полкам с продуктами, дырявил витрины, стены и потолок, а потом начал стрелять в людей. Встретившись с ним глаза в глаза, Слава утонула в звериной черноте его дико расширенных зрачков. Он открыл огонь по полиции, и Славу слегка зацепило, но она в пылу операции почти не заметила раны.
Руку будто обожгло. Слава коротко рыкнула и перекатилась по полу к холодильнику с мясной продукцией; оттуда ей была видна коротко стриженая макушка стрелка и направление его движения. Но даже не видя его, она слышала его шаги и рыдающее дыхание заложницы. Он шёл вдоль витрины, и Слава осторожно кралась вместе с ним с другой стороны, оставаясь вне его поля зрения. Всё зависело от её быстроты: ей предстояло пантерой прыгнуть на него и всадить ему в шею контакты электрошокера. Спасибо девушке-заложнице: она наступила ему на ногу, и это дало Славе преимущество в пару мгновений. А пара мгновений порой могла значить очень много. Целую жизнь.
Защёлкивая браслеты, запаха спиртного от стрелка Слава не почувствовала; возможно, парень был под наркотой. Заложница не пострадала, её лишь колотило от пережитого испуга.
Это было то, что она называла «реальной работой». На ней лежала настоящая, леденящая душу ответственность за жизни находившихся рядом людей.
*
Когда Светлана сообщила о смерти отца, Слава находилась на работе. Отвлекаться было нельзя, и она отключила звук и вибрацию на телефоне. Во время короткой передышки она увидела кучу пропущенных вызовов, но набирать не стала. Как только включила звук, телефон сразу зазвонил. Прихлёбывая чай из крышки термоса, она наконец нажала кнопку приёма вызова.
– Слава, здравствуй, это Светлана. Наконец-то дозвонилась до тебя. – Голос тихий, дрожащий, измученный, как будто больной. – Вчера твой отец... – Запнулась, будто проглотила нервный комок. – Его вчера не стало. Инсульт.
Слава вылила недопитый чай, закрутила крышку. Тёплая ниточка, когда-то давно связывавшая её с отцом, уже остыла и порвалась – ещё до его ухода в другую семью. Слёзы мамы после ссор ожесточали дочь против него, а когда развод состоялся, в доме стало, как Славе показалось, светлее и тише. Чище стал сам воздух. Но мама страдала, всё чаще болело сердце. Она никогда не говорила об этом вслух, но, наверно, всё-таки продолжала любить отца. Мамины глаза потускнели, она постарела, погрязла в каждодневной суете и заботах. И постепенно, по капельке, эта спрятанная глубоко в душе боль свела её в могилу.
Слава не простила. Холодная невидимая стена отделяла её от той семьи, не позволяя подружиться с сестрёнкой, а красивую и молодую жену отца она просто видеть не могла. Впрочем, с годами приходило понимание: не стоит искать козла отпущения. Виноватых никогда нет, как и правых, потому что каждый вносит свой вклад в этот горький комок боли. И Светлана-разлучница, наверное, не старалась специально увести отца, просто... так получилось. Встретились двое – женатый мужчина и разведённая женщина с маленькой дочкой, полюбили друг друга. Наверно, это было их выстраданное, наконец-то найденное счастье, которого они не смогли обрести в своих прежних браках. Надо ли их за это винить?
Вот только маму уже было не вернуть. И это сидело в сердце Славы холодным стерженьком отчуждения, заставляя её рот жёстко сжиматься, а глаза блестеть светлыми льдинками.
Но она всё-таки купила для сестрёнки шоколадку – большую, дорогую, с орехами. Купила бы и букет цветов, но повод для встречи был уж очень невесёлым. Гроб с телом уже стоял в квартире на двух табуретках. Взглянув в лицо отца, Слава вдруг не обнаружила в своём сердце к нему никакой вражды и обиды. Всё ушло, растаяло в огне церковной свечки, зажжённой в изголовье, осталась только смутная усталая грусть. Светлана, в чёрном платье и чёрной кружевной накидке на голове, поднялась ей навстречу – заплаканная, без макияжа, но всё равно красивая и ухоженная.
– Спасибо, что пришла. Я никогда не была против твоего общения с отцом... Жаль, что вы прожили жизнь вот так... Врозь. Но теперь уже... Что уж теперь говорить.
Слёзы набрякли на её глазах крупными каплями, губы задрожали. На диване и креслах какие-то пожилые тётеньки в платках разговаривали шёпотом, у окна стояли мужчины – вероятно, коллеги отца. Все невольно посмотрели на Славу – впрочем, она привыкла к такой реакции. Наружность у неё была примечательная.
– Карина у себя в комнате, – шепнула Светлана. – Иди, хоть поздоровайся с ней. Сёстры вы всё-таки, хоть и не кровные. – И неопределённо указала в сторону двери.