– Ну, не вся же ваша жизнь состоит из работы, – убеждала Маша. – Вы ведь наверняка и отдыхаете, и ходите куда-то в выходные, и отпуск бывает. Вы очень красивая и привлекательная, поверьте! И макияж вас сделает только лучше!
Слава только вздохнула.
– Спасибо, красавицы. И за обслуживание, и за урок. Своё дело вы знаете на отлично.
– Спасибо большое, мы всегда рады помочь... Кстати, вам положена дисконтная карта постоянного клиента! – захлопотали польщённые Маша с Катей.
– Пока не надо, – усмехнулась Слава. – Я не... завсегдатай такого рода магазинов.
– Ну, начать никогда не поздно! – не сдавались девушки.
– Я подумаю, – уклончиво улыбнулась Слава.
Но карту ей всё-таки всучили. А Карина была наконец готова ехать домой: поверх элегантного жакета она натянула скромный, тёмный пуховик, чудесные волосы скрыла шапочка с помпоном, а туфельки сменились высокими сапожками. Гораздо лучше сестрёнка смотрелась бы в шубе, её красота требовала достойного обрамления, но... какие уж там шубы с зарплатой полицейского. Ну, разве что, пожалуй, в кредит взять. Но примет ли Карина такой подарок? Новый год не за горами, надо подумать...
Заурчал двигатель, шины мягко заскрипели по свежему снегу. Вечерние огни улиц напоминали о грядущем празднике, сливаясь в красочные гирлянды, а Слава, привычно крутя баранку, чувствовала, как полыхают жаркой кровью её уши под пристально-нежным взглядом Карины. Сердце опять проваливалось в космическую пустоту.
– Чего ты на меня так смотришь? – Уголок губ приподнялся, но сиденья под собой Слава не чувствовала. Зад онемел. Так недолго и управление потерять.
– Ты красивая, Слав. – Карина, нахохлившись на пассажирском сиденье, смотрела, смотрела... Ласково, задумчиво, зачарованно.
Славу беспокоило сейчас только одно: как не въехать в фонарный столб. В груди творилось что-то непозволительное, немыслимое, подбираясь вкрадчиво-мягкими лапками к черте, которую она провела между собой и сестрёнкой. Ещё не хватало влюбиться.
Слишком поздно, обречённо ныло сердце. Уже. Всё, приехали, конечная. Втрескалась.
И ничего, чёрт побери, ничегошеньки сделать было уже нельзя! Не вырвать, не заломать, не выкрутить тонкие лапки этому чувству, ведь ему будет больно. Ведь оно тогда свернётся калачиком на снегу и умрёт, такое хрупкое... Нет, лучше принять пулю в грудь, чем причинить ему боль. Да, девчонка совсем, сестрёнка, детство в попе играет. Но иногда так посмотрит – и понимаешь: нет, она – женщина. Стройная волшебница, тёплая и родная фея, без которой – просто смерть и удушье. И диву даёшься: как могла жить без неё раньше? Как могла отодвигать её за холодную стену детской обиды на отца? Не знать её, не думать о ней, не спешить к ней. Не беспокоиться, не заботиться, не любоваться... Ещё много всяких «не».
– Да ну... Какое там «красивая». Шрек Шреком. – Сиплое горло лишь могло гонять воздух переливами порванной гармошки.
– Ну что ты! Ты такая... Ах!.. Я тебя – очень-очень. – Носик Карины ткнулся в щёку, губы защекотали. – Слав, притормози вот тут.
– Зачем?
– Ну, надо!
Слава остановила машину, и Карина выскочила, побежала, проваливаясь сапожками в коричневатую кашу перемолотого колёсами грязного снега. Вывеска цветочного магазина мигала предновогодними огнями, витрины манили уютным светом. Букет так и не купила, вспомнилось Славе. Хотела ещё тогда, на похоронах отца...
А Карина вернулась, и не купленный когда-то букет, прохладно и горьковато пахнущий, лёг, шурша обёрткой, на колени Славе: оранжевые розы, герберы, хризантемы, гвоздики.
– Вот. Это тебе...
Теперь вопрос был в том, как тронуться с места и доехать домой, не угробив себя и её. Нет, не потому что цветы Славе в последний раз дарили... Уже не вспомнить. Парень какой-то пытался ухаживать, но она его отшила. И не потому что скоро Новый год.
А потому что плакала она в последний раз чёрт его знает когда, и теперь приходилось корчить зверские рожи, чтобы этот изысканный макияж не потёк. Девчонки старались, жалко.
– Слав... Ты что? – Карина заглядывала в глаза, теребила за уши. – Что с тобой?
Если сейчас поцеловать её – всё. Туши свет. О том, чтобы впиться в губы, и речи быть не могло, это конец. Как, как собрать себя по кусочкам из этой лужи сладкого сиропа?! Как составить обратно несокрушимую каменную башню, которая от толчка нежного девичьего пальчика грохнулась, рассыпавшись по кирпичикам?
– Ничего, нормально. Спасибо, принцесса. – Только голос и вынырнул из руин, и на его твёрдый стерженёк Слава нанизывала себя, готовясь снова устремиться в лабиринт улиц. – Подержи, пока я за рулём.
Карина погрустнела, обняв букет и устало нахохлившись. Наверно, она думала, что едет рядом с каким-то бесчувственным снеговиком. Пусть уж лучше так думает, чем этот поцелуй, который перевернул, перечеркнул и убил бы всё.
В прихожей Слава приняла у Карины пуховик, повесила на вешалку и села на пуфик, расшнуровывая ботинки. Армейские «говнодавы» встали рядом с изящными сапожками сестрёнки, а Карина возилась на кухне – набирала воду в вазу, шуршала обёрткой букета. Потом она прошмыгнула в ванную, а Слава, дожидаясь своей очереди помыть руки, сняла часы и выложила телефон на тумбочку.
Из ванной доносились всхлипы.
Слава распахнула дверь. Карина, склонившись, ревела и смывала слёзы вместе с косметикой. Её плечи вздрагивали, лопатки шевелились, а всхлипы, усиливаемые раковиной, утекали с водой в сток.
– Карина.
Сестрёнка вздрогнула, выпрямилась и растянула рот в улыбке. Жалкая попытка: нос и глаза – краснёхонькие. Кого она хотела обмануть?
– Что случилось?
Карина с бодрым видом промокала лицо полотенцем: мол, и вовсе я не плачу, это так – соринка в глаз попала.
– Всё нормально, Слав. – Улыбнулась, а губы предательски дрожали. – Это просто мыло... в глаза и нос...
– Я всё вижу и слышу. Никакое это не мыло. Что с тобой?
Зеркало показывало Славе её лицо – с новым удачным макияжем, но страшное и каменное, прямо табличка «не влезай – убьёт». Карина хотела проскользнуть мимо, но она заблокировала проход, расставив ноги на ширину двери и взявшись за косяки.
– Не выйдешь, пока не скажешь, что случилось. Что у тебя? Опять во что-то вляпалась?
– Слава, да нет, ни во что я не вляпалась, всё нормально, правда! – Сестрёнка улыбалась виновато и ласково, изгибала брови домиком – наверно, жалела, что дала слезам волю. Нарвалась вот теперь на суровый допрос.
– Тогда в чём дело?
Неужели из-за этих дурацких цветов? Да, Слава не улыбнулась, не обняла, ограничившись сухим «спасибо». Потому что нельзя, просто нельзя было выплеснуть это, выдать себя. А если сестрёнка не поймёт, будет в шоке, испугается? Именно в том-то и дело, что – сестрёнка! Слава всегда была для Карины старшей сестрой, а тут вдруг...
– Ерунда, наверно, просто ПМС, – устало шмыгнула носом Карина, всё ещё не теряя надежды просочиться из ванной наружу: скреблась, как котёнок в закрытую дверь.
Слава прикинула: да, похоже на правду. «Критические дни» близились. Сама она от этого женского недуга не страдала, да и вообще «эти дела» у неё проходили быстро и незаметно, но Карина за несколько дней до месячных порой бывала нервной и плаксивой. Забавно, но у них даже циклы начали совпадать через некоторое время после переезда Карины.
– Слав, просто... спасибо тебе за то, что ты есть.
И опять – обнимашки, запах волос и еле уловимое облако парфюма – призрак девчачьего мирка, полного блестящих штучек и финтифлюшек. И мягкое прикосновение её груди: две упругие округлости своей ложбинкой поймали в ловушку рухнувшее вниз сердце. Пытка, просто пытка, изощрённая и сладкая. Она даже не замечала, что творили со Славой эти обнимания-прижимания. И это было... гаденько. Девочка думала, что обнимает сестру, а эта сестра... Тьфу.