– Хм... Осмелюсь спросить, по каким учебным пособиям вы готовились? – хрипло выдохнула Слава.
– Список литературы – в конце работы, как обычно, – шевельнулись влажные губы Карины в сантиметре от её рта.
Преодолеть этот сантиметр было плёвым делом. Из груди Славы рвался стон и смешок. Ответ на второй вопрос завершился триумфально и сладко.
– Ну, а что у нас на третье? – Дыхание рвалось, брызги воды оседали на бровях, Слава поймала губами розовое ушко Карины и нежно прикусила.
– «Получить удовольствие», – щекотно ответили губы девушки, ловя струйки, стекавшие с подбородка Славы.
Ответ на третий вопрос предполагал доставку в постель, и рукам Славы это было вполне по силам. Завёрнутая в большое полотенце Карина упала на кровать, хохоча и подставляя шею под поцелуи. Слава попробовала на вкус каждый сантиметр чистой, ещё немного влажной кожи, пахнувшей клубничным гелем; она вкушала наслаждение медленно, смаковала его, пьянея без вина. Когда она подобралась к самому главному, бёдра Карины на мгновение нерешительно сжались. Загнанное биение её сердца было видно невооружённым глазом – по дрожи втянутого живота. Ещё не отболело, поняла Слава.
– Ну что ты... Не бойся! Это же я, – шепнула она, целуя линию рёбер и постепенно спускаясь вниз. – Я люблю тебя, принцесса. И никогда не сделаю ничего плохого. Ты – моё солнышко.
– Я знаю... Я тоже тебя люблю. – По щекам Карины ручьями хлынули слёзы.
– Маленькая моя! Ну что ты, что ты... – Всё нутро Славы содрогнулось нежной болью, и она крепко стиснула девушку в объятиях, душа поцелуями.
Ей удалось отогреть и расслабить Карину, и колени доверчиво разомкнулись, хотя страх и неуверенность ещё чувствовались в каждом вздохе. Видя, что любимая всё-таки боится проникновения, Слава прильнула между её ног влажным поцелуем. На слёзы она не обращала внимания: знала, что совсем скоро они высохнут. И не ошиблась.
– Ну, а что у нас в четвёртом вопросе? – спросила она, когда они лежали, переплетённые в объятиях.
– Всё, что захочешь ты, – проворковала разморённая, погружённая в истому нежности Карина.
– Это – сразу «пять». – Слава потёрлась носом о её носик, чмокнула.
Настало самое время вспомнить о вине и фруктах, подарком прилагавшихся к медицинским справкам. Слава принесла виноград в постель, и Карина принялась кормить её ягодками со своих губ. Усталость всё-таки сказывалась, и после пары бокалов на голодный желудок Славу слегка сморило. Она жмурилась под поцелуями Карины, чувствуя тёплое давление дрёмы на веки.
– Устала? – Карина щекотно ткнулась носиком ей в ухо.
– Да не говори... Не воевать пришлось, а склад разбирать и описывать. Вот такая работка нынче у нас выдалась. – Слава нежилась в тёплом дыхании уютных мурашек.
– Ну, спи. И пусть тебе приснится что-нибудь хорошее. – Карина натянула на Славу одеяло, приютилась рядом, устроив голову у неё на плече.
– Хорошее у меня – только ты, родная. – Слава чмокнула девушку в волосы.
И провалилась... в сон? Нет. Наверно, в абсолютное, непобедимое счастье.
В феврале Карина свалилась с гриппом, а Слава получила ранение, причём одновременно. В ходе операции по захвату группировки торговцев оружием один из преступников, убегая, бросил целую связку гранат. И Батя отдал долг, накрыв Славу своим телом. Один осколок умудрился прошить ей ногу, задев крупную артерию. Кровь ударила фонтаном. Если б не своевременно оказанная помощь, Славе пришёл бы конец в течение нескольких минут.
Кусочки разбросанного взрывом сознания сползались вместе бесконечно долго – целую вечность, тошнотворную и мучительную. Больница... Почему-то она просто знала это, даже не видя палаты. Кто-то сидел у постели... На размытом пятне лица не разглядеть ни глаз, ни носа, голос пробивался с искажениями сквозь хрустящую пелену.
– Ничего, ничего... Прорвёмся.
Она сама частенько говорила эти слова, но теперь её подбадривал ими кто-то другой. Не глазами, не слухом, но душой Слава знала: это Виталик. Живой. А вот Батя?
– Ба... тя... – шевельнулись пересохшие губы.
– Он всегда будет с нами. – Железная рука друга стиснула её ослабевшие, ни на что не способные пальцы.
Да, она знала и чувствовала это – там, в невесомости небытия. Наверно, душа старшего коснулась её своим крылом.
– Сколько... я... здесь? – вытолкнула она вопрос из придавленной невидимой тяжестью груди.
– Трое суток, – сказал Виталик.
Вопрос этот был не праздный: Карина там, наверно, с ума сходила. Славе случалось отсутствовать и дольше, но она всегда старалась предупреждать.
– Карина, – прошептала она.
– Сестрёнке твоей я уже позвонил. – Рука Виталика тихонько похлопывала Славу по плечу. – Она с гриппом свалилась, температура – тридцать девять и пять. Рвалась к тебе, но Натаха её там, наверно, наручниками к кровати приковала.
Слёз не было, просто душа вдруг вывернулась наизнанку остро и болезненно, до стона, до колючего царапанья под рёбрами.
– Спасибо... вам обоим...
– Да ладно, чего там.
На пятый день самочувствие улучшилось – Слава уже могла нормально говорить. Связно, а не выдохами-обрывками. Чувствовала она себя по-прежнему так, будто асфальтовый каток по ней проехал, но тело уже более-менее повиновалось. Виталик снова заскочил к ней в больницу и дал поговорить по своему мобильному с Кариной (телефон Славы разбился).
– Слав... Славочка, – всхлипывал в динамике любимый голосок. – Как ты?!
– Нормально... Прорвёмся, солнышко, не переживай. – Размягчающая сердце нежность встала комом в горле, сделав голос хриплым до неузнаваемости. – Сама-то как? Всё ещё гриппуешь там?
– Уже поправляюсь... Уже лучше, Слав. Я хотела к тебе прийти, но меня Наташа не пустила... Чтоб тебя не заражать.
Карина судорожно всхлипывала, и Славе до щемящей тоски хотелось её обнять, но она могла сделать это лишь мысленно.
– Не плачь... Не реви там, слышишь?
– Я не буду... Всё. Уже не плачу...
В голосе Карины слышалась улыбка. Слава, закрывая глаза, видела эту улыбку, дрожащую и залитую слезами.
На похороны командира у неё не получилось выбраться: провалялась в больнице. Позже, выписавшись, она, конечно, побывала на могиле. Гибель Бати легла на душу ноющей, холодящей раной, и прошло немало времени, прежде чем Слава снова смогла улыбаться – в основном, благодаря своей ненаглядной Карине, которая отогревала ей сердце одним нежным взглядом, одним фактом своего существования.
В июле она сходила в отпуск; они с Кариной съездили на Алтай, и там, среди величественных гор и цветущих лугов чувства обострились как никогда. Получилось что-то вроде медового месяца. Карина исполнила свою мечту – поваляться голышом в цветах под открытым небом, и зрелища прекраснее, чем это, Слава не видела в своей жизни. Они забрались в какую-то глушь и жадно набросились друг на друга, утоляя жажду нежности. Домой они приехали похудевшие и загорелые. Столько секса у Славы не было уже очень давно: до еды, после еды, а часто и вместо неё.
В службе ей оставалось самое сложное и опасное – антитеррористическая операция. Её освобождали от командировок на Кавказ, но в декабре ей представлялась такая возможность. Она могла отказаться, но приняла решение ехать, и это решение ей далось совсем не просто. Карина победила страх перед супермаркетами и страх вождения, получив в сентябре права, а Славе предстояло побороть свою боязнь оставлять её одну. А оставлять приходилось на целых сто восемьдесят дней. Перед отъездом – месяц интенсивной подготовки в полевых условиях.
Карина, услышав слово «Кавказ», помертвела. По её побелевшему, трагически застывшему лицу молча катились слёзы, отражаясь в тёмном окне. К стеклу лип осенний мрак, в кружке остывал чай.