Дурман
Сет — это серебристый Мерседес элит класса, идеальная укладка и сшитый на заказ костюм. Это любовь к светлым, пастельным тонам, помещениям с большими окнами и яблочному соку.
Это метка дурмана у самого сердца и мягкие улыбки каждое утро перед зеркалом в ванной.
«Цветы на наших телах означают людей, которым мы предназначены».
И он знает, что дурман значит ложь, но уже готов прощать все, только одному единственному человеку.
Сет — это наполненная светом улыбка, светлые волосы и мягкая походка. Это перебор длинных пальцев по клавишам рояля по вечерам, и ни на секунду не замолкающая гарнитура в ухе целыми днями.
Это взгляд на алые краски заката и ощущение правильно прожитого дня.
Почти.
Это «почти» выгоняет его из дома по ночам, заставляя мотаться по улицам города в поисках эфемерных надежд и призрачных вероятностей.
И он мечется, как всполохнутый заяц, вглядывается в лица людей, и думает. Много, слишком много думает о вещах, о которых думать не стоит.
Где-то на специальном креплении раз за разом звонит телефон, пока звонок не сменяется записанным на автоответчик «Если ты сейчас не вернешься домой, я вызову полицию, и они приведут тебя силой».
Он не едет домой — он едет к звонившей, и они еще битых два часа пьют малиновый чай с шоколадными конфетами, сидя на полуосвещенной кухне и слушая почти беззвучное радио.
Она говорит, что ее беспокоит, что эти его «срывы» стали более частым явлением. Что если уж судьба подарила ему истинную пару, отметила вторую половинку, то они обязательно встретятся, просто нужно еще подождать. Ему всего двадцать семь, и еще совершенно рано терять надежду, терпение и веру в светлое будущее.
Сет усмехается невесело, бормочет, что это все — ночь, и это не его вина. А потом прижимает руку к груди и «Я знаю, что значит моя метка, но я все равно не боюсь. Понимаешь? Не боюсь боли. Мне просто безмерно… больно. Прямо сейчас».
Они оба знают, что она — единственная, кто знает его таким. Испуганным, потерянным, сомневающимся. И это правильно, в конце концов, она его сестра. Близнец, лишенный метки, лишенный силы, и Сету бывает безумно стыдно, будто он ненароком забрал себе все самое лучшее, оставив ее ни с чем.
Вот только у нее семья, любящий муж и двое детей. У нее небольшой частный домик, большая клумба перед ним и сад в три дерева на заднем дворе. Любимая собака особо лохматой породы и мерцающее счастье в зелено-голубых глазах, которое, кажется, светит получше приглушенных ламп.
А у него… у него квартира с видом на город, собственная компания, дорогие вещи и элитный автомобиль.
И метка дурмана у самого сердца — символ обещанного счастья, которое все никак не случается.
Да и будем откровенны — так себе метка.
Но он любит ее — свою метку в виде дурмана. И, во имя всех богов, он хотел бы иметь возможность дарить эту любовь не только цветку на своей коже.
Ведь Сет — это восприятие мира с максимально позитивным уклоном, бетонное спокойствие перед проблемами и умение приходить к своим целям. Это готовность разбираться в мотивациях людей, понимание и взвешенные решения.
Это способность читать правду в чужих душах и обещание никогда не лгать без жизненно важных причин.
Шафран
Кера — это обмотанные лейкопластырем фаланги пальцев, сбитые костяшки и мешковатые толстовки. Это поцарапанный скейт, большие наушники на тонкой шее и обветренные губы.
Это метка шафрана у левой бедренной косточки и абсолютное безразличие к отношениям вообще и со своим истинным в частности.
«Цветы на наших телах означают людей, которым мы предназначены».
В шестнадцать она набивает вокруг метки татуировку стилизованных, переплетенных шипастых ветвей и на том успокаивается.
Кера — это бледная кожа, худые запястья и короткая рваная стрижка. Это густо подведенные черным темно-серые глаза, ритмичная музыка и драные джинсы.
Это желание встречать рассветы на крышах высоток в обнимку со своим скейтом.
Вдали ото всех.
Но один телефонный звонок, всего четыре слова и рассветы отходят на второй план.
«Ты нужна мне, малышка».
И следом смс с адресом.
Подземная парковка, заброшенное здание, прохлада лишь частично освещенных помещений, смутные тени опорных колонн. Дядя всегда умеет выбирать места для разговоров.
У дальней стены — привязанный к стулу человек.
Дядя улыбается, едва ее видит, делает приглашающий жест рукой.