На ночь Егор отправился спать в сарай для сена, не выдержал бабкиного ворчания. К вечеру она что-то разошлась. То на маменьку бухтела, то на деда, то на сестрёнок. Вот он и сбежал, покуда до него очередь не дошла. Утомился так, что заснул, как только голова коснулась старенькой подушки. Вновь сон, словно явь, пришёл.
Большой шатёр. На шёлковых покрывалах и мягких подушках восседает Главный воин — тот самый, из первого сна. Он в богато расшитом халате, парчовой шапочке, отороченной мехом, сафьяновых сапогах с загнутыми носами. Егор вспоминает, что таких богатеев у иноверцев зовут ханами. Хан держит в руках пиалу, понемногу потягивая белый напиток. Рядом стоит, склонившись в полупоклоне, слуга с кувшином наготове.
Неожиданно полог шатра откидывается, внутрь входит коренастый воин с повязкой на одном глазу. Он встревоженно что-то говорит. Хан резко вскакивает и, бросив пиалу, выходит из шатра. Они идут по степи в сторону пасущихся лошадей. На земле лежит гнедой арабский жеребец. Он уже не кажется золотым под шкурой волной проходят судороги, морда покрыта пеной. Егор понимает — коня отравили. Понимает это и хан. Он вынимает из ножен кинжал и одним движением перерезает горло коню, прекращая страдания. Вытерев лезвие о полу халата, возвращает его в ножны. Склонившись к мёртвому коню, рукой закрывает глаза и что-то шепчет, как шепчут погибшему другу. Затем макает палец в тёмную пузырящуюся кровь любимца и рисует себе на лбу и щеках полосы. После чего выпрямляется и поворачивается.
Сбежавшиеся слуги и воины делают шаг назад, так страшен взгляд повелителя. Только одноглазый воин выдерживает этот взгляд, он коротко что-то приказывает остальным. К хану подтаскивают пастуха, ровесника Егора. Светловолосый, синеглазый отравитель дерзко смотрит в лицо хану. Его разбитые в кровь губы кривятся в усмешке. Даже, когда его швыряют на колени, он не опускает головы. Одноглазый резко что-то спрашивает. Пастух вместо ответа плюёт на землю. Хан, не глядя, протягивает вбок руку. Ему подают саблю с блестящим лезвием. Все понимают, что сейчас последует. Понимает и пастух. Но всё равно не опускает голову, которой вот-вот должен лишиться. Взмах сабли и… Егора словно выдувает из сна прохладным ветром.
Он открыл глаза и приподнялся на локте. В полумраке увидел наполовину открытую дверь в сарай, подумав: «Ветром распахнуло». С улицы сильно повеяло прохладой. Вставать не хотелось, но Егор, как назло, не взял ничего, чем можно было бы укрыться. Широко зевнув, Егор встал и подошёл к выходу из сарая. Серый глухо зарычал. Пёс стоял, замерев, как тогда, в ночном.
— Неужели вновь Ульянка пожаловала. Никак, случилось чего, — прошептал Егор и вышел из сарая.
Ульянки не было, но над забором прямо в воздухе висел её дед. Весь в белом, наполовину прозрачный. Егор непроизвольно попятился, чувствуя, как пробирает озноб.
Призрак старика протянул руки, словно умоляя, не уходить.
— Что ты хотел, дедка? — тихо спросил Егор, поборов страх.
Если призрак сразу не набросился, то уж и не будет.
Старик полетел вверх к соседской крыше, но его словно что-то не пускало. Егор вспомнил об оберегах и заговорах Ворожеи. Они точно действовали. Побившись несколько раз о невидимую стену, призрак подлетел к крыше Егоровой избы. Он просочился в дверь чердака и вылетел из-под деревянного петушка, прикреплённого на краю конька. Проделав так несколько раз, призрак показал на крышу своего дома.
— Ты не зря на крышу лазил, хотел взять что-то на чердаке? — спросил Егор.
Призрак несколько раз кивнул и показал под конёк.
— На чердаке, у дверки, под краем конька? — уточнил Егор.
Призрак вновь кивнул и умоляюще сложил ладони.
— Хочешь, чтобы я твоим сказал? Но это только утром.
Призрак очередной раз кивнул и принялся подниматься вверх, постепенно развеиваясь белым дымом.
— И при жизни молчуном был, и в посмертии таким остался, — пробормотал Егор.
Он погладил Серого и отправился досыпать. Думал, глаз не сомкнёт, но вновь уснул. На этот раз крепко без сновидений. Проснулся от позвякивания ручки о ведро. Маменька шла в соседний сарай доить корову.
Егор, рассудив, что и соседи поднялись, отправился к ним. Хозяйка тоже доила, а Иван-кузнец разбирал штакетник, на который упал его отец.
— Доброго утра, дядя Ваня, — сказал Егор, заходя. Цепной пёс соседей повилял ему хвостом.
— Случилось чего, Егорша? — спросил сосед.
— Ты только маменьке и своей хозяйке не сказывай, но я видел призрак батюшки твоего. Он показал, что не зря на чердак хотел попасть. Там под коньком что-то спрятано, — ответил Егор.
Иван, без лишних слов, поправил лестницу и поднялся к дверке, ведущей на чердак, которую успел починить. Он открыл её и скрылся внутри. Вскоре появился, держа в руках небольшой чугунок, закрытый тряпицею. Иван быстро спустился и убрал тряпицу.
— Ох, ты ж, Божечки! — воскликнул он.
Внутри чугунка лежали несколько золотых червонцев и серебряные монеты достоинством поменьше. На голоса вышла соседка, а в ворота забежал Васька, ночевавший у Фильки.
Иван-кузнец объяснил семье, что Егору вновь сон вещий привиделся.
— Перепрятать собирался свёкор-батюшка, — сказала Васяткина мать, прижимая к себе сына. — Соседи ведь и нам крышу хотели подлатать.
— Ну, что ты так сразу, сударушка, — ответил Иван. — Может, хотел немного подкинуть на похороны.
Жена его перечить не стала, лишь пожала плечами.
— Батя, это получается, дедово наследство? — спросил Васька. После утверждающего кивка отца, попросил: — А можно мне крючков для рыбалки купить настоящих? А то у мельниковых двойнят есть, они намедни хвастали.
— Коровку ещё одну купим, — таким же мечтательным голосом, что и сын, протянула соседка.
— Сначала надел свой у барина выкупим, — твёрдо сказал Иван. — Тут, кажись, и на крючки, и на коровку останется. Егорша, уж и не знаю, как тебя благодарить?
Егор махнул рукой и ответил:
— Вот Ворона нам за так подкуёшь, и, считай, в расчёте.
Иван кивнул, затем достал из чугунка один червонец и протянул Егору.
— Возьми на удачу.
— Столько не возьму. — Егор заглянул в чугунок и выудил непонятно как сюда попавший медный пятак. — Вот этого и достаточно. Дырку пробью, на шею как оберег повешу, вот и будет и вам, и мне удача.
— Егорша! — раздался голос отца.
— Совсем забыл, мы ж косы и серпы точить собирались, пойду я, — сказал Егор и, распрощавшись с соседями, кинулся к себе, пока батька не осерчал.
Глава десятая. В поместье
Егор с отцом быстро управились, наточили и серпы, и косы. Заодно лемеха плуга и ножи кухонные, раз уж за дело взялись. Отец, потрогав пальцем лезвие косы, удовлетворённо кивнул и сказал:
— Эх, Егорша, хорошо, наша очередь на барских полях убирать не скоро. Пока дождей нет, у себя управимся.
Егор кивнул и отправился в дом, ножи отнести. Уже на крыльце остановился, несколько раз гавкнул Серый. Лаял пёс редко, на чужих.
По улице ехал верховой. Егор узнал помощника управляющего из поместья. Около ворот всадник, не спешиваясь, спросил у Егорова отца:
— Здесь Егор Архипов проживает?
— Тут, сын это мой, — ответил отец.
— Велено явиться к барину через час после полудня, — бросил помощник управляющего, поворачивая коня обратно.
— Что стряслось? — спросил отец, но всадник уже отъезжал, не удостоив ответом. Управляющий сам-то нормально с мужиками разговаривал, а вот к помощникам его на драной козе было не подъехать. Будто они важные господа, а не барин.
— Батька, клянусь, я ничего не натворил! — воскликнул Егор в ответ на тяжёлый отцовский взгляд.
— С чего тогда тебя по фамилии величали? Может, есть какой грешок? — подозрительно спросил отец.
Маменька, что до того за дверью подслушивала, не выдержала, вышла и вмешалась:
— Коль набедокурил бы Егорша, стражник явился бы или сотский. Не возводи напраслину на кровиночку!