— Как там Павел Петрович?
— Поправляется, вовремя ты его в больницу доставил. Что смотришь? Я хоть и знахарка, помощи докторов-фельдшеров не чураюсь, — сказала Ворожея и, кивнув на подоконник, заставленный бутылочками с настоями, продолжила: — Вон, травки для Павлуши заварила, к вечеру настоятся. Да ты присаживайся, сейчас чаю налью.
Ворожея налила свежезаваренный чай в тонкие фарфоровые чашки. Их и брать-то в руки страшно стало.
— Тётушка, может, мне в кружку нальёшь? Вдруг разобью, — произнёс Егор.
— Не разобьёшь, а коли и так, то на счастье, — успокоила Ворожея.
Егор спохватился и вытащил из заплечной сумы гостинцы.
— Прими подарочек, тётушка, не побрезгуй.
— Ох, спасибо! Охоча я до тульских пряничков. Всегда, как на ярмарку выбираюсь, покупаю, — воскликнула Ворожея. Она выложила пряник на стол, повязала подаренный платок концами назад и добавила: — Ну, рассказывай о приключениях своих.
И Егор всё, как на духу, выложил. И про сны странные, и про коня золотого, и про путешествие во времена стародавние, не забыл про кикимор и коней болотных. Упомянул про призрак монахини в больнице и про явление преподобного старца.
— Выходит, правду карты сказали, — задумчиво протянула Ворожея. — Что касаемо коня золотого, вот почему я понять-то не могла, когда воск вылился, живой он будет или нет. Не подумала, что дух может в золотую статую вселиться. Вот к чему мавкино предупреждение было, какого ты не послушал. Слава Богу, всё к лучшему получилось.
— Тётушка Ворожея, неужели я теперь призраков видеть буду? Сны вещие? — с тревогой спросил Егор, после того, как они по две чашки чая выпили.
— Вот что я думаю, Егорша, — сказала Ворожея после недолгого молчания, — покажутся тебе лишь те, у кого дела земные не закончены. А таких не много. Насчёт снов не скажу, о том не ведаю. Да, раз к слову пришлось, Ульянку маменька её отмолила. Она к тебе точно больше не явится. Что ещё сказать хочешь, да не решаешься?
Задав этот вопрос, Ворожея посмотрела на Егора проницательным взглядом.
— Хотел, чтоб ты мне карты раскинула на встречу предстоящую, да передумал. Будь, что будет! — признался Егор и пояснил: — Меня кучер Петра Фомича, дядька Архип в гости зазвал. С дочкой познакомить хочет.
— Смотри-ка, подросла егоза, — с улыбкой произнесла Ворожея. — Езжай, вдруг и впрямь — судьба твоя. А ежели сомнения охватят, меня знаешь, где найти.
Тепло распрощавшись с Ворожеей, Егор поехал в Семёновку.
Глава тридцатая. Василиса
В Семёновке Егору бывать доводилось. Потому он легко отыскал нужную улицу, их в деревне всего-то три и было. В конце улицы располагались дома богатые, добротные, окруженные заборами с тесовыми воротами.
Неподалёку от этих домов стоял колодец, там девица воду набирала. К Егору стояла она спиной, но что-то неуловимо знакомое было в стройной фигуре и чёрной косе до пояса. «Нет, этого не может быть», — пронеслось в голове у Егора.
Девица перестала крутить ворот, подхватила колодезное ведро и наклонилась к своему, повернувшись в пол-оборота. С шеи свесился очень хорошо знакомый Егору пятак.
Егор словно слетел с Сивки и кинулся к девице с криком:
— Матрёнка!!!
От неожиданности девица выпустила из рук ведро, то полетело в колодец, звеня разматывающейся цепью. Раздался глухой всплеск. Девица обернулась, и Егор стал, как вкопанный, не в силах слова вымолвить.
— Обознался ты, парень. Меня с рожденьица Василисой кличут.
Но Егор уже и без этих слов понял, что девица — не Матрёна. Тоже черноволоса, глаза синие, но сама повыше, да пофигуристей будет. Да и медальон всего лишь медный кругляш, который, может, и был когда монетой, но от времени все цифры и буквы стёрлись.
— Прости, Василиса, но уж больно ты со спины на знакомую мою похожа, — сказал Егор, опомнившись. — Давай, помогу. Я напортачил, мне и исправлять. Подержи.
Егор вручил девице, назвавшейся Василисой, повод от коня и принялся крутить ворот колодца. Он перелил воду в её вёдра, поддел на коромысло, что стояло, прислонённое к срубу, поднял на плечи.
— Ты смотри, ловко как! — воскликнула Василиса. — Первый раз вижу, чтоб парень так с коромыслом управлялся.
— Так я маменьке сызмальства помогаю, — ответил Егор. — Мне и в руках вёдра донести не в тягость, но ежели коромысло есть, к чему напрягаться? Говори, куда идти?
Василиса открыла рот, но ответить не успела. Из ближних ворот высунулся дядька Архип с криком:
— Васька, что так долго? За смертью только посылать… — он осёкся, заметив Егора и оживлённо продолжил: — А, Егорша, пришёл-таки в гости. Смотрю уж и с дочкой моей познакомился. Проходи!
Он распахнул ворота. На его крики во двор высыпали домочадцы: дородная баба, видать, жена кучера, худенькая смуглая старушка и два мальчишки-погодка, на вид ровесники Фильки с Васяткой. Егор, не спеша, чтоб не расплескать воду, пошёл к воротам. Следом двинулась Василиса, ведя в поводу его коня. Дядька Архип посторонился, пропуская их. Когда мимо проходила дочь, шикнул:
— Васька, не стыдно гостя нагружать?
За что получил толчок в бок от жены, Егор хорошо расслышал её шёпот:
— Васька да Васька, вот и выросла, как парнишка бойкая. Зови Василисой, а то неловко при госте.
Старушка указала, куда поставить вёдра. Мальчишки тут же попросились на коне поездить.
— У батьки такого нет в табуне, — простодушно признался младший.
— Я вас после сам покатаю, Сивка норовистый, только ко мне привык, — пообещал Егор.
— Проходи, Егорша, — пригласил дядька Архип после того, как представил семью.
В сенцах Егор увидел рукомойник с деревянной бадьёй под ним. Рядом на лавке лежало дегтярное мыло и кусок полотна вместо полотенца. Сразу становилось понятно, что побывал дядька Архип в придорожном трактире и наслушался рассказов о холере от трактирщика и деда Савелия. Сполоснув руки, Егор вошёл в гостеприимно распахнутую дверь. К приходу гостя был накрыт стол, даже скатерть с бахромой по краям имелась. У Егора похожую бабушка лишь по великим праздникам доставала. Он вручил общий подарок — большой тульский пряник в виде самовара — хозяйке, а Василисе протянул голубой с синими цветами платок. Она тут же обнову примерила. Платок чудесно подходил под цвет глаз. Егор даже залюбовался девицей, кольнуло сожаление, что уж такая красавица точно за него не пойдёт.
Взгляд его был замечен, за столом бабушка с маменькой Василисы гостя наперебой потчевали. Им ещё по нраву пришлось, что Егор Василисе воду помог принести, не постеснялся окружающих. Такой и в семье жене поможет и, дай Бог, руку на неё поднимать часто не будет. В то, что Василиса и вовсе без мужниного кулака обойдётся, её бабушка с маменькой не верили. Своенравна да бойка девица выросла. Решив, что такого жениха упускать — грех, они стали со значением поглядывать на главу семьи. На Василису тоже поглядывали, но с опаской, боялись, как бы раньше времени норов свой не проявила.
Но Василиса сидела на удивление тихо-смирно, искоса посматривая на Егора и о чём-то явно раздумывала. Отец накануне, когда про него рассказывал, будто невзначай, упомянул, что у Егора дом имеется, бывшим барином подаренный. Намекнул, мол, если сладится, дочке не под свекровку идти, а в свой дом хозяйкой. Василисе Егор понравился: не красив, но обходителен, не богатырь, но жилистый. А что смирен больно, так её бойкости на двоих хватит. Но что-то внутри не давало безропотно отцовское решение принять.
После того, как попили чай с тульским пряником, дядька Архип прямо спросил:
— Ну, что, Егорша, по нраву моя дочка? Возьмёшь в жёны?
Василиса полыхнула на отца синими глазами и воскликнула, опередив Егора:
— Что, батюшка, не терпится меня с рук сбагрить, как товар залежалый? Так я не перестарка, не порченная!
Дядька Архип вскочил с места, словно его кнутом стегнули, бабушка с матерью замерли, лишь мальчишки, не обращая внимания на взрослых, рассовывали за пазуху остатки пряника.