По личику Эмми потекли огромные слезищи. Казалось, она вся сейчас растает.
— В доме и без того слишком много животных. Когда-то надо остановиться!
— Я тебя ненавижу, я тебя ненавижу! — рыдающая Эмми с неожиданной яростью пнула старика в лодыжку.
Тот подпрыгнул.
— Эй, прекрати сейчас же!
Как по команде, дети окружили его, готовые, кажется, все броситься в атаку, но окрик Пейшенс заставил их отступить.
— Он гадкий! — сказала все еще плачущая Эмми.
— И вообще это не его дело! — подхватил фальцетом высокий мальчик.
Пейшенс достала носовой платок и нежно вытерла мокрое личико Эмми.
— Нельзя драться со взрослыми, ты же знаешь, Эмми.
— Даже если они этого заслуживают? — дерзко спросил высокий мальчик.
Пейшенс смешалась.
— Даже тогда, Тоби, — сказала она наконец, и дети нахмурились.
К этому времени Джеймс разобрался, что их не дюжина, а человек шесть и не все они родственники. Рыжеволосые, вероятно, приходились родней Пейшенс, а остальные трое — скорее всего, просто их друзья.
Барни вышел из машины и поднялся по ступенькам.
— Вы едете, сэр? Мне же еще нужно заехать за Инид, а то мы опоздаем в театр.
Пейшенс резко обернулась к Джеймсу. Дети, женщины, старик — все уставились на него. «Это он?» — шепотом спросили у Пейшенс дети, и та кивнула, приложив палец к губам.
Джеймс понимал, что должен ехать. Вся эта семейка явно сумасшедшая. Ничего подобного с ним до сих пор не происходило. Вся его жизнь была размеренной и упорядоченной. Мир спокойных цветов и приглушенных голосов. Здесь же ему открывалась целая незнакомая вселенная, и он знал, что не сможет уехать, не удовлетворив проснувшегося любопытства.
— Езжай, Барни, не будем заставлять Инид ждать. Я возьму такси, — небрежно сказал он.
Барни кивнул.
— Да, сэр. — Барни пошел к машине, и Джеймс ощутил последний порыв сбежать, но в это мгновение маленькая ладошка обхватила его пальцы.
Он опустил глаза и встретился взглядом с зелеными глазенками девочки.
— Пойдем посмотрим моего щенка. Ты любишь щенков?
— Не потакайте ей, — сказал старик. — Посмотрите, сколько у нас уже собак. А этот щенок к тому же не приучен к дому. Всюду оставляет лужи и уже изгрыз подушку и тапочку миссис Грин.
— Только не надо рассказывать о грошовой тапочке. Не хватало еще, чтобы бедную крошку утопили из-за меня, — вмешалась бойкая седая старушка в голубом фартуке под цвет глаз. — К дому я его быстро приучу, у меня на собак легкая рука. Зато этот малыш живо передушит всех крыс.
— Давайте, давайте! Подрывайте мой авторитет! — нахмурился старик.
— Какой еще авторитет? — фыркнула миссис Грин. — Кого вы из себя строите? Девочка была права: хороший пинок — вот что вам нужно!
— Лавиния! — перебила Пейшенс. — Перестаньте ссориться. Эмми, покажи мистеру Ормонду своего щенка, но помни, что скоро ужин. Приходи с ним на кухню мыть руки.
Эмми подняла к Джеймсу заговорщические глазенки.
— Она такая командирша!
— Да, я заметил, — сказал Джеймс, не особенно заинтересованный щенком, но фаталистически принявший необходимость любоваться им. Эти дети пошли в старшую сестру — паровые катки в человеческом образе.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
После того как он полюбовался и восхитился щенком (огромные глаза и грязные лапы), спасенным из садового сарая, куда его запер старик и где он жалобно скулил, Эмми провела для Джеймса, которого она, очевидно, считала теперь своим кавалером, экскурсию по всем достопримечательностям сада. Щенок носился за ними, возбужденно виляя хвостом.
Джеймс послушно любовался золотыми нарциссами, синицами в самодельной кормушке, подвешенной на ель, зеленой порослью, которая, как обещала Эмми, должна была скоро превратиться в море колокольчиков, и кедром, на который вскарабкался Тоби, свесив с ветки худые ноги в грязных джинсах, пока щенок носился в высокой траве, лая из всех укромных местечек в кустах, которые Эмми показывала.
— У каждого свой домик. Этот — мой, — гордо сообщила она, проскользнув сквозь густые ветки. — Я никого сюда не пускаю, но тебе разрешаю.
— Не могу. Я слишком большой, — сказал Джеймс, внутренне завидуя. У него в детстве не было такого домика. Садовники, ухаживавшие за отцовским садом, не потерпели бы ничего подобного в своем безукоризненном творении. Он вообще не допускался в сад без присмотра.