Проблема Фионы выяснилась полчаса спустя, когда они ели камбалу и почти допили вино. Фиона вдруг спросила:
— Где ты был в четверг вечером?
— В четверг вечером? — озадаченно переспросил Джеймс.
— Отец хотел поговорить с тобой и звонил домой, но тебя не было — вообще никого не было. Он звонил до одиннадцати.
К своей досаде, Джеймс почувствовал, что краснеет, он уставился в тарелку с рыбой, делая вид, что отыскивает несуществующую косточку в нежных белых ломтиках.
Притворяясь небрежным, он сказал:
— Я ужинал в городе, потому что отпустил слуг на вечер.
— Тебя не было в ресторане, который мы заказывали, — отец звонил, и ему сказали, что ты отменил заказ.
— Но я…
Она вклинилась в паузу:
— И в клуб он тоже звонил.
Тут Джеймс поднял глаза, краснея уже от гнева.
— Что происходит? Это допрос? В следующий раз ты сообщишь, что за мной следил частный детектив?
Фиона невозмутимо изучала его лицо, вероятно толкуя румянец как признание вины.
— Не надо меня оскорблять. Просто мне интересно и хочется узнать, где ты был тем вечером.
— Я возобновил одно очень старое знакомство.
Она подождала, подняв бровь, но Джеймс не готов был рассказывать о матери. Вместо ответа он набил рот рыбой.
— Старая страсть?
Так она решила, что он провел ночь с женщиной!
Как она смеет устраивать такое на публике? — возмутился про себя Джеймс, скрежеща зубами. Она не имеет права. Она ему не жена. Пока. Да и будет ли когда-нибудь, не известно. Та ли это женщина, которая ему нужна?
— Нет, это была пожилая женщина, — отрубил он и допил вино, показавшееся вдруг горьким.
Фиона нахмурилась.
— Пожилая женщина? Кто же это? Твоя старая нянюшка?
Джеймс решил, что с него хватит.
— Разве не ясно, что я не хочу говорить об этом? — Он отодвинул тарелку.
Остаток вечера прошел прохладно. Они не молчали — оба были слишком хорошо воспитаны. Говорили о делах, о Сити, о компаниях на грани банкротства и о тех, чьи дела шли блестяще, обсуждали слухи о слиянии компаний, признаки финансовых проблем, чьи-то тайные намерения захватить контрольный пакет. После кофе задерживаться не стали. Джеймс сразу же отвез Фиону домой; они обменялись ничего не значащими вежливыми фразами, и он холодно поцеловал ее на прощание.
— Спокойной ночи, Джеймс. Спасибо за чудный ужин.
— Спокойной ночи, Фиона. Постарайся не работать слишком много, пока не будет отца.
Общепринятая вежливость — единственный цивилизованный способ обойти трещину, которая открылась между ними. Или она была всегда? Он вообще когда-нибудь задумывался о Фионе?
Во всяком случае, сейчас у него есть время подумать неделю-другую. Поездка ее отца дает подходящий повод для перерыва в отношениях. По дороге домой Джеймс решил, что должен послать ей букет цветов. Что написать в записке? «Сожалею»? Нет. Зачем врать, он не сожалел ни о чем, что сказал или сделал.
Так что же написать? Просто: «С любовью от…»? Почему бы нет? Это ни к чему не обязывает. Все так пишут.
Его пробрала дрожь. Неделю назад он был почти уверен, что женится на ней. Но хочет ли он провести остаток жизни под светом прожекторов, за колючей проволокой, с собаками по периметру?
Он знал, что ведет себя смешно, мелодраматично, но какая свобода у него останется, если Фиона собирается быть в курсе всего, что он делает, где бывает, а потом — вне всяких сомнений — и о чем думает?
Хватит плыть по течению, пора задуматься о своей жизни. Пора решать, как он хочет жить дальше.
Для начала он не хочет еще раз видеться с матерью. У нее нет права на теплые чувства после стольких лет разлуки. Они совершенно чужие люди, и она для него ничего не значит. У Пейшенс Кирби нет оснований требовать, чтобы он забыл, что совершила его мать, какую рану нанесла ему, забыл одинокое, печальное детство. Он не может. Возможно, эта девушка святая, но он-то — нет.
Воскресенье выдалось сырым и холодным. Ветер хлестал по зелени Риджентс-парка и заставлял деревья качаться и стонать. Весь день Джеймс не выходил из дому. Сидел в зеленом кожаном кресле за обтянутым такой же кожей рабочим столом и изучал замысловатые финансовые диаграммы и подробные счета компании, ставшей его новым клиентом.
Его обычный воскресный завтрак состоял из грейпфрута, яичницы с беконом и тоста с джемом. Потом обычный воскресный обед: копченый лосось, ростбиф и йоркширский пудинг, а на десерт лимонный мусс и кофе. Барни и Энид были на кухне; никто и ничто не нарушало пустоту и тишину большого дома, за исключением тиканья больших напольных часов в холле. Обычно он встречался с Фионой или по крайней мере разговаривал с ней по телефону. Сегодня никто не приходил и не звонил. Как на необитаемом острове.