Передо мной стояла не свекровь, а чужая женщина, которая ненавидела меня. Ее взгляд, ее голос — все говорило о ненависти.
— Если бы ты любила его, то не доставляла бы неприятностей! — сказала она, как плюнула мне в лицо.
— Не верю, что вы это говорите… — сказала я, покачав головой. — Вы — мать Жозефа…
— Я на страже семьи, своего рода, — жестко сказала свекровь. — Я должна сохранить сокровища предков. Все, что ты получила, выйдя замуж за моего сына, было накоплено веками, бережно сохранено…
— Вы лжете! — я сбросила ее руку со своего плеча. — Вы получили замок и все, что в нем, от прежнего лорда!
Свекровь поджала губы, но не смутилась ничуть.
— Тем более, надо ценить то, чем одарил нас король, — сказала она сурово. — Если миссия Жозефа будет выполнена, мы получим земли на юге. Там сотни акров плодородной земли, это огромное богатство.
— Вы думаете только о богатстве!
— Я думаю о благе моего сына. Ему пришлось приложить столько трудов, чтобы добиться положения, заслужить уважение короля и высших лордов. а ты хочешь потерять это в один миг. Ты — неблагодарная, спесивая, дерзкая девчонка, которая ничего не знает о том, как должно себя вести!
— Только вам и говорить о приличиях, — огрызнулась я. — Вы отдаете жену своего сына другому мужчине…
— У него будет еще десять жен! — повысила голос свекровь. — Так что не строй из себя принцессу крови. Поломалась — и хватит. Дальше уже будет перебор.
— Никогда не стану любовницей короля, — сказала я твердо, глядя ей прямо в глаза.
— Хоть вы изойдитесь ядом.
— Твои вещи уже здесь, — сказала свекровь, будто не услышала. — Умойся и приведи себя в надлежащий вид. И не думай выкинуть какую-нибудь глупость. Ее величество приставила к тебе своих служанок, попытаешься сбежать — они тебя мигом успокоят.
Она ушла, и я услышала, как снаружи в замке повернулся ключ.
Вот и всё, я попала в западню, вырваться из которой не было никакой возможности.
Глава 18. В осаде
Моя жизнь снова переменилась. Едва я оставила родительский дом и еще не успела привыкнуть к дому мужа, как оказалась в королевских покоях. Моя комната находилась на том же этаже, что и покои королевы, правда, в другом конце коридора. Леди Бригитта надзирала за мной, как настоящая тюремщица. Каждую ночь она запирала меня, а днем я могла прогуляться или присутствовать на придворных праздниках только в ее сопровождении и вместе с тремя служанками королевы. Служанки слушались леди Бригитту беспрекословно, а со мной не разговаривали вовсе. Я пыталась подкупить их, предлагая за побег свои золотые серьги, но обо всем тут же стало известно леди Бригитте, и с этих пор она стала приглядывать за мной в четыре раза внимательнее.
Королева заходила ко мне каждый день. Она больше не говорила о том, что я должна была осчастливить ее мужа, но ее взгляды и сочувственные вздохи говорили лучше любых слов. «Вы еще поупрямитесь, дорогое дитя, — читала я в ее глазах, — но рано или поздно согласитесь. Потому что вам некуда деться, и негде искать помощи. Поэтому смиритесь и примите то, что падает вам в руки».
Придворные были со мной милы и учтивы, но я опасалась просить кого-либо о помощи, потому что ни в одном не разглядела ничего, кроме жадного любопытства и зависти, и была права, потому что однажды нечаянно услышала, как две дамы, до этого любезно беседовавшие со мной, сплетничали обо мне, спрятавшись за кустом боярышника. Король недаром поселил леди Верей рядом с королевой, говорили они. Теперь его величество может посещать любовницу, отговариваясь тем, что приходил к законной жене. А надоест любовница — можно пойти к жене, чтобы вкусить привычной любви. Ведь старая любовь не забывается.
Мне некуда было деться от жалящих язычков. И от колючих взглядов. и от скрытых насмешек, на которые был так щедр наследный принц. Не проходило ни дня, чтобы он не задел меня колкостью. Но все его оскорбления были так изящны. так продуманны, что поставить ему в вину можно было только излишнее остроумие.
Шутил он, обычно, не в присутствии короля, а к просьбам королевы не задевать меня оставался глух.
Но главное действующее лицо этого унизительного фарса — его величество король Дидье — словно бы позабыл про меня. Когда мы встречались, он приветствовал меня так же ровно, как и остальных придворных, не заговорил со мной ни разу, и ни разу не пришел ко мне в комнату, даже не сделал такой попытки. После трех бессонных ночей, когда я со страхом ожидала его появление в своей спальне, я немного успокоилась. Брать меня силой он, кажется, не собирался, и это вселяло надежду. На четвертый день я приободрилась, а на пятый совсем воспряла духом, уверенная, что смогу выдержать эту осаду и продержаться до возвращения мужа.
На шестой день, как раз перед воскресной службой, куда мне полагалось пойти вместе со свекровью и моими тюремщицами, лишь по недоразумению называвшимися служанками, в двери тихо постучали. Леди Бригитта твердым шагом подошла открыть, пошепталась через порог и вернулась со свертком — что-то небольшое, прямоугольное, тяжелое, завернутое в синюю шелковую ткань.
— Это тебе, — сказала свекровь, положив сверток передо мной на стол.
Я смотрела на синий шелк, даже не сделав попытки развернуть его.
Леди Бригитте надоело ждать, и она сама развязала толстый шнурок, сняла синюю ткань и положила передо мной… молитвослов.
Небольшая книга — шириной в две мои ладони, в темном кожаном переплете с плетеной красно-золотой закладкой казалась не такой уж страшной. Я вспомнила, как в первые дни заточения меня посещали мысли о самоубийстве и устыдилась собственного малодушия. Молитвослов, присланный мне неизвестным, словно упрекал меня за недостойные мысли. Самоубийство — еще более страшный грех, чем прелюбодеяние. И если я намеревалась противиться второму, не следовало предавать душу, соглашаясь на первый.
Я открыла книгу и едва не выронила ее из рук. На первом же листе красовалась великолепная миниатюра — волк в ночном лесу задирал морду к полной луне, видневшейся в небесах.
Не составляло труда догадаться, от кого был этот подарок, и он сразу принял совсем иное значение. Нет, молитвослов — это не чтобы поддержать меня, укрепить мой дух. Это чтобы напомнить о смирении, о котором говорила мне троюродная сестра королевы. Отложив книгу, я больше не притронулась к ней.
Когда служанки отправились на обед, оставив меня в компании леди Бригитты, свекровь, запирая двери, сказала мне:
— Я велела передать, что подарок тебе очень понравился.
— Напрасно, — ответила я, глядя в стену.
— Пока король ждет, — сказала она многозначительно, — но в один прекрасный день его терпение лопнет.
— Я не стану любовницей короля, пусть даже вы лопнете вместе с ним.
— Идиотка! — прошипела свекровь, но больше не досаждала мне.
На службе я постаралась сосредоточиться на молитве и не замечать взглядов придворных. Король и королева тоже присутствовали в соборе. Когда закончилась служба, король подал королеве чашу со святой водой, и ее величество набожно окропила лоб себе и своему супругу.
Я вышла из церкви вместе с остальными придворными, вслед за королевской четой. Справа от меня шествовала леди Бригитта, слева — одна из служанок, две служанки шли позади. Свекровь настаивала, чтобы я взяла к службе подаренный молитвослов, но я отказалась брать его в руки, и книга осталась в спальне.
Мне не хотелось никого видеть, я шла, опустив глаза, и поэтому чуть не столкнулась с мужчиной, который преградил мне дорогу. Я медленно подняла голову, готовая к самому худшему. Передо мной стоял король.
Леди Бригитта и служанки королевы, а вместе с ними и остальные придворные устремились к замку, как будто было объявлено состязание — кто быстрее добежит.
Я сделала попытку обойти короля, но он сделал шаг в сторону, снова становясь на моем пути, и я прекратила бесполезные попытки. Если он желает видеть мой страх или смущение, то такого удовольствия не получит.
— Мы давно не разговаривали с вами, леди Диана, — сказал король. — Как вы устроились? Нравится вам комната?