Ее слова вливались в мои уши, как яд, как и кроткие речи королевы. Не надо ли мне уступить королю, чтобы воспользоваться его страстью и наказать Вереев, погубивших меня. Но что-то противилось во мне, что-то мешало поплыть по течению.
— Я вас не убедила, — вздохнула Ланвен. — Но каждый сам хозяин свой судьбы. Мне досадно видеть, как вы загоняете себя в ловушку, но вы мне нравитесь. Обещаю, что буду исполнять свои обязанности со всей прилежностью, и не позволю больше вашей противной свекрови и вашему слизняку-мужу вас обижать.
Мурлыча песенку она разожгла жаровню, бросив на решетку пару веточек розмарина, подогрела вино с пряностями и налила ароматный напиток в большую фарфоровую кружку.
— Отдыхайте, — сказала она почти ласково, поставив кружку на столик рядом с кроватью. — Раз решили сопротивляться до последнего, то набирайтесь сил.
Несмотря на признание девицы Кадарн, что она служит лишь королю и королеве, и помогать мне не намерена, я прониклась к ней приязнью и благодарностью.
Она не позволяла леди Бригитте и слова сказать в отношении меня, и служанки теперь ходили по струнке, не смея даже посмотреть в мою сторону.
Первый день я лежала в постели, не желая никого видеть. Ланвен выпроводила и леди Бригитту, которая по своему обыкновению заявилась утром в сопровождении служанок, а потом выпроводила и самих служанок, распорядившись принести завтрак в комнату.
Я не хотела есть, но Ланвен уговорила меня съесть одну ложечку, потом другую, намешала меда в молоко, чтобы было сытнее, и заставила выпить. Она возилась со мной, как с ребенком, не надоедая болтовней, но постоянно отвлекая от грустных мыслей.
Да, она правильно поняла — я лежала в постели вовсе не от слабости после удара Жозефа. Боль от предательства близкого человека была сильнее телесной боли.
Сначала мне казалось, что мир рухнул. Разлетелся на мелкие осколки. как и мое сердце. Всё, во что я верила, что держало меня над бездной — всё исчезло. И теперь я была совершенно одна — против короля, охваченного болезненной страстью, против свекрови, толкавшей меня к нему в постель, а потом называвшей меня шлюхой. И против мужа, который клялся любить меня до самой смерти, которому я без оглядки подарила саму себя, отказавшись от прежней жизни.
Слишком щедрый подарок, как оказалось.
Мазь, предложенная Ланвен, и правда помогла — опухоль спадала, и на скуле виднелся только небольшой кровоподтек. Но, конечно же, выйти с таким лицом из комнаты было невозможно. Я представила, сколько сплетен и пересудов вызовет избиение леди Верей лордом Вереем, и мне хотелось пролежать в постели неделю, а тои месяц.
Но такой роскоши мне никто предоставлять не собирался, и уже вечером пришел посыльный с очередным подарком от короля и приглашением на завтрашнее театральное представление, которое собирались устроить прямо в замке.
Ланвен не впустила посыльного в комнату, а передала мне деревянную шкатулку, и повторила приглашение.
— Скажите, что я не пойду, — ответила я, отворачиваясь к стене.
— А подарок? — спросила Ланвен.
— Заберите себе, если нравится, — сказала я равнодушно.
— ХМ… — она больше не настаивала.
Я слышала, как она разговаривала с королевским слугой, а потом закрыла двери и притихла, зашелестев страницами книги. Закрыв глаза и свернувшись клубочком под одеялом, я думала о том, как мне спастись. Искала и не находила пути спасения. Попытаться бежать? Но как? Уступить? Это всё равно, что умереть.
Повернувшись в постели, я увидела открытую шкатулку, которую Ланвен поставила на подушку — чтобы я не могла не заметить. В шкатулке, на бархатной подушке, лежало великолепное жемчужное ожерелье. Там же была записка, услужливо развернутая, и я сразу пробежала глазами строчки, написанные сильным, размашистым почерком: «Вчера вы досчитали до пятидесяти трех».
— Жемчужин и в самом деле пятьдесят три, — сказала Ланвен, не поднимая головы от книги. — Сир большой затейник. Уверена, если бы вы досчитали до ста, то он подарил бы вам ожерелье длиной до пояса.
Я не ответила, и Ланвен посмотрела в мою сторону.
— Ну вот, что-то не то сболтнула, — поругала она саму себя. — Не думайте о плохом, леди. Когда думают о плохом, кровь сворачивается. Полюбуйтесь лучше жемчугом…
— Он мне не нужен, — я столкнула шкатулку, и она упала на пол.
— Это вы сейчас так говорите, — сказала Ланвен, поднимая королевский подарок, разглаживая записку и убирая ее вместе с ожерельем. — На одну такую жемчужину можно месяц жить, не зная хлопот. Не хотите носить — приберегите на черный день.
В двери застучали так громко и настойчиво, что задвижка затряслась.
— И кто это? — проворчала девица Кадарн, отправляясь открывать.
Это была леди Бригитта, и она не пожелала принять объяснений, что леди Верей отдыхает и не хочет, чтобы ее беспокоили.
— По приказу королевы, я могу входить в комнату своей невестки, когда захочу! — едва не завизжала моя свекровь. — Извольте впустить меня!
— Тогда потрудитесь говорить потише, — холодно сказала Ланвен. — У меня и то от ваших воплей голова разболелась.
Я приготовилась к тому, что свекровь опять начнет сыпать обвинениями, но леди Бригитту интересовала вовсе не я.
— Где оно? — спросила она, оглядываясь.
— Вы о чем? — невинно поинтересовалась Ланвен.
— Ожерелье, что его величество купил для моей невестки! — леди Бригитга теряла терпение, и такой я не привыкла ее видеть. Обычно она оставалась невозмутимой при любых обстоятельствах, но девица Кадарн умудрялась вывести ее из себя парой фраз.
— Ожерелье? Жемчужное?
— Да, жемчужное, — подтвердила свекровь и тут же подозрительно уставилась на нас. — А были еще какие-то?
— Нет, — насмешливо ответила Ланвен после некоторого молчания, а я промолчала.
Было понятно, что она намеренно выводит леди Бригитту из себя.
Но тут леди Бригитта увидела шкатулку и устремилась к ней. Откинув крышку, она удовлетворенно кивнула, закрыла шкатулку и прижала ее к груди.
— Что это значит? — спросила Ланвен, преграждая моей свекрови дорогу. — Куда это вы понесли королевский подарок?
— Надо оценить жемчужины у ювелира, — сказала леди Бригитга нарочито вежливо.
— А ваше-то какое дело, девица Кадарн?
— Этот жемчуг принадлежит леди Верей. Поэтому оставьте шкатулку.
— Леди Верей не возражает, с чего бы вам совать нос не в свое дело? — моя свекровь попыталась обойти Ланвен, но та снова преградила ей путь и вцепилась в шкатулку.
— Она подарила ожерелье мне, — заявила Ланвен.
Но леди Бригитту невозможно было так легко остановить.
— Все имущество в семье принадлежит моему сыну! — отрезала она. — Только он может им распоряжаться. Но что-то я сомневаюсь, что он захочет подарить жемчуг вам.
— Тогда пусть лорд Верей придет и возьмет его! — Ланвен была моложе и сильнее, и вырвала шкатулку из цепких рук леди Бригитты.
— Ия сейчас же его найду, чтобы он поставил вас на место! — пригрозила леди Бригитта.
Я наблюдала, как они делят королевский подарок, не вмешиваясь. Несколько дней назад подобная перепалка с участием свекрови позабавила бы меня, но сейчас я не испытывала ничего, кроме раздражения и холодной ненависти. Даже здесь моя свекровь блюла свою выгоду. Продав меня, как корову, как вещь, она тут же прибежала за платой. Но даже это не могло заставить меня вступить в спор. Мне казалось унизительным отстаивать права на подарки полученные от чужого мужа, охваченного противозаконной страстью.
Неизвестно, чем бы закончилось противостояние, но леди Бригитту и девицу Кадарн остановил стук в дверь.
— Это мой сын! — объявила леди Бригитта и бросилась открывать.
Но это оказался не Жозеф, а королевский посыльный.
— Его величество интересуется, — сказал он чопорно, — почему леди Верей не приняла приглашения на сегодняшнее представление. Для нее приготовлены лучшие места, и именно для нее приглашены лучшие артисты.