— И поторопились отнять первое и растоптать второе, — произнесла я угрюмо.
— Поторопился забрать тебя, пока Верей не причинил вреда такому сокровищу.
— Пока не вмешались вы, в моей жизни все было прекрасно.
— Причина не во мне, — он тоже сел, и наши плечи соприкоснулись. — Он все равно предал бы тебя — рано или поздно. И пусть лучше ты увидела его истинное лицо раньше. Потом это было бы особенно горько.
Я промолчала, потому что в душе была с ним согласна, но не желала признавать это вслух.
— Я никому не позволю причинить тебе вред, — сказал король и поцеловал меня в плечо.
Этот поцелуй обжег меня до самого сердца, и я едва не заплакала от злости, потому что мое тело отозвалось на этот поцелуй. Он сказал, что хочет меня этой ночью, и я поняла, что совсем не хочу отказывать ему в этом. Еще раз испытать полет, наслаждение и… проснуться для этого мира, вернувшись из мира грез. Это стало моей слабостью, и я ненавидела себя за эту слабость.
— Мой сын больше не побеспокоит тебя, — король встал и начал одеваться. — Если что-то понадобится — скажи Ланвен, она передаст мне. Я велел, чтобы служанки королевы больше не прислуживали тебе…
Против воли я взглянула на него почти с благодарностью. Три служанки — как три злых гения — были противны мне не меньше, чем Вереи.
— Никого не бойся и сразу говори, если кто-то хотя бы косо на тебя посмотрит, — король уже надел камзол и ласково кивнул мне на прощание. — Дай знать, как будешь себя чувствовать. Я жду этой ночи.
Он ушел, и тут же впорхнула Ланвен, доставая лавандовую воду, чтобы смочить мне виски, и облегчить головную боль, а потом разожгла жаровню. бросив на угли душистые веточки.
Я оставалась в постели, глядя в пасмурное небо и привычно раздумывая над переменами в моей жизни.
«Никого не бойся…» — так сказал король. А Жозеф, раздевая его, чтобы отправить в постель к жене, бормотал, что это великая честь.
Все происходящее казалось мне злой насмешкой судьбы. Как я мечтала, чтобы рядом со мной находился сильный мужчина, за которым я чувствовала бы себя, как за каменной стеной — защищенной не только от ветра, но и от бури. Как я хотела, чтобы Жозеф был такой стеной, но он оказался всего лишь ширмой. Раскрашенной тряпкой, натянутой на подрамник.
— Прекратите себя жалеть, — сказала Ланвен, словно подслушала мои мысли. — Если не хотите вставать, то поспите. Не хотите спать — лучше вставайте. Когда долго лежишь без сна в постели, портится цвет лица. А вам надо выглядеть как нельзя лучше.
— К чему? — не сдержалась я от язвительного замечания.
Ланвен как раз перебирала драгоценности и, услышав меня, выпрямилась, вскидывая брови.
— Только что вы были с Вереем, как львица, — сказала она. — Видели бы вы, с каким лицом он вылетел из этой комнаты! Это еще похлеще, чем лишить всех богатств за один день. И поделом этому выскочке, он вас предал. А теперь вы решили перебраться из львиной шкуры в заячью? Тогда Ланварский волк сожрет вас и ушей не оставит. Вы привлекли его своей смелостью, так оставайтесь такой, если не хотите потерять его, как леди Сибилла.
— Мне не нужен ваш волк, — ответила я, оскорбленная ее словами. — Можете забирать его себе… вместе с ушами! А леди Сибилла, насколько я поняла, получила отставку вовсе не за скромность и боязливость. Наоборот, она проявила излишнюю смелость!
Ланвен усмехнулась и достала из шкатулки ожерелье из фиолетовых аметистов. Я еще не видела такого ожерелья. Наверное, его принесли совсем недавно. Любуясь на отшлифованные до бархатистого перелива камешки, девица Кадарн сказала:
— Вам сказали правду, леди Сибилла проиграла партию из-за того, что слишком возомнила о себе, посмев гавкнуть на ее величество при короле. Что бы там ни было, госпожа Тегвин — истинная королева. Мудрая, проницательная, сильная. благородная. И король это видит и ценит. А Сибилла — всего лишь дешевка. Она и привлекла короля только… пылкой любовью. Как и вы.
— Вы забываетесь — воскликнула я, и гнев сразу излечил от головной боли.
— Но вы — совсем другое дело, — словно не услышав меня. Ланвен положила ожерелье на серебряное блюдо и достала пару колец — одно с таким же фиолетовым аметистом, а другое — подходящее по цвету, с кабошоном из густо-красного граната. — Простите мне мою дерзость, но я никогда не видела женщины. которая была бы настолько… — она задумалась, подбирая нужное слово, — живой.
Жизнь так и бурлит в вас. Жизнь, свобода, солнце, ветер, блеск драгоценного камня, твердость стали, нежность розы — все это вы. Вы привлекли не только пылкой любовью. Я понимаю его величество. Смотреть на вас — это как глотнуть свежего весеннего ветра. Какой мужчина устоит перед таким искушением?
Получить вас — все равно, что взнуздать ветер, — она покрутила в руке браслет из чеканного золота, но вернула его в шкатулку. — Надеюсь, вы правильно поймете меня. Вы — не леди Сибилла. И если сделаете ставку на короля, то точно не проиграете. А я помогу вам.
— Даже не знаю, что ответить, — ответила я, стараясь говорить спокойно, что давалось мне с огромным трудом. — Вы произнесли речь, достойную пылкого любовника. Только вам-то какая от всего этого выгода, девица Кадарн? Королева — ваша родственница, вам было бы разумнее избавиться от меня, чтобы ее величество не страдала, видя соперницу. Тем более, соперницу, которая, как вы пытаетесь меня убедить, имеет шансов больше, чем прежняя любовница короля.
— Королева в родственницах — не залог счастливой жизни, — она достала из сундука платье из лиловой ткани, с тонким поясом, затканным золотом. — Вот, это платье чудесно подойдет к аметистам, — прежде, чем снова поговорить, она полюбовалась сочетанием ткани и камней. — Тегвин была ко мне добра — забрала ко двору, платит содержание, но я всего лишь приблудная дочь, от простолюдинки. К тому же, некрасивая. А для женщины красота, порой, важнее родовитости и богатства. Что ждет меня в жизни? Я останусь старой девой, а если Тегвин согласится дать хотя бы небольшое приданое — может, какой-нибудь вдовец женится на мне из милости.
Но рядом с вами меня ждет совсем другое…
— Рядом со мной? — я слушала ее внимательно и настороженно, пытаясь понять ее замыслы и намерения.
— Если вы возвыситесь, — она расправила золотые кисточки на пояске лилового платья, — а вы уже взлетели невероятно высоко — вместе с вами взлечу и я. И из незаконнорожденной Ланвен из Кадарнов я стану компаньонкой метрессы дю Рой. возлюбленной короля. Ко мне будут приходить с просьбами передать вам прошение, чтобы выпросить королевских милостей. Те леди и лорды, что вчера смотрели на меня, как на пустое место, будут поджидать у дверей и заискивающе заглядывать в глаза, умолять… И я буду испытывать такое же удовлетворение, что испытывали сегодня вы, когда заставили Верея раздевать короля перед вашей постелью. Это было чудесно, — тут она улыбнулась, и улыбка была хищной, а не радостной. — Продолжайте так же, метресса. Но с королем будьте ласковы… время от времени.
— Вы говорите ужасные вещи, — произнесла я, качая головой. — Думаете, я получила удовольствие от унижения человека, которого считала своим мужем? Я любила Жозефа, а он меня предал.
— И вы отомстили, — подхватила Ланвен. — В свое время король тоже отомстил тем, кто убил его отца и разорил его ленную деревню. Нельзя позволять злу совершаться безнаказанно. И вы только что это доказали. Вы достойны короля, и он это чувствует. Он полюбил вас именно потому, что вы так с ним похожи.
— Ничуть! — воспротивилась я. — Он чудовище…
— Он всего лишь мужчина, — Ланвен звонко рассмеялась, взмахнув рукой. — Вы справитесь с ним, потому что в вас столько же внутренней силы. Справитесь, если захотите, — она перестала смеяться и подсела ко мне на кровать, — а я вам помогу.
Не бежать от короля, а возвыситься над ним.
Я смотрела на нее, не зная, что ответить. Внезапно я поняла, какую ошибку допустила королева, приставив ко мне свою родственницу, подобранную из милости. Она рассчитывала на покорную шпионку, а пригрела на груди настоящую змею, которая готова ужалить, выждав время и выбрав самое уязвимое место.