— Его величество спрашивает, — произнес он торжественно, словно зачитывал речь с королевского приказа, — как здоровье метрессы дю Рой, и просит посетить его покои.
— Метресса? — позвала Ланвен, потому что я молчала очень уж долго.
— Передайте его величеству, — ответила я, чувствуя себя так же, как будто прижигала тело каленым железом, — что я принимаю его приглашение и приду к нему после вечерней молитвы.
— Благодарю, — поклонился мажордом. — Я провожу вас, когда вы будете готовы.
— Нет, не вы, — сказала я быстро. — Пусть меня проводит камердинер его величества.
Это его обязанность — заботиться о короле.
Сэр Лиммерик и Ланвен не выказали ни тени удивления, а когда дверь за мажордомом закрылась, Панвен достала полупрозрачную ночную рубашку, разложила ее на постели и произнесла с самым невинным видом:
— Хотите услышать от Верея слова ненависти или слова сожаления?
— Хочу, чтобы он не отлынивал от своих новых обязанностей, — отрезала я, ощутив внезапный прилив сил.
Хватит страдать, Диана. Никто не поможет тебе в этом замке. Даже девица Кадарн при случае будет использовать в одной ей ведомых придворных интригах.
— Достаньте флакон с розовым маслом, — велела я ей, — и протрите мне грудь и плечи.
— Слушаюсь, метресса, — она достала флакон, взяла мягкую льняную тряпочку, и нанесла на нее несколько ароматных капель. — Вы правильно поступаете… если это для его величества.
— Достаньте кармин и пудру.
— Подайте халат, — сказала я.
Ланвен принесла халат из темно-синего бархата, и я надела его, туго подпоясавшись.
— А теперь — чулки, — я мельком посмотрела на себя в зеркало и отвернулась.
Собственный обольстительный вид был мне неприятен, хотя несколько месяцев назад я бы с удовольствием крутилась перед зеркалом, предвкушая впечатление, которое произведу…
— Чулки? — переспросила заинтригованная Ланвен. — Зачем, метресса?
— Самые тонкие белые чулки и кружевные подвязки, — повторила я.
Она принесла все, что требовалось, и я натянула тонкие, как паутинка, чулки с серебряными стрелками, подвязав их повыше колена подвязками, украшенными жемчужными цветочками и серебряным бисером. Потом надела бархатные туфли и встала, готовая к предстоящей ночи. Колокол замковой церкви как раз начал бить девять, оповещая о начале вечерней молитвы. Прошло четверть часа или чуть больше, и осторожный стук в двери заставил меня вздрогнуть.
Ланвен подмигнула мне и помчалась открывать.
— Камердинер его величества пришел за вами, метресса, — объявила она чинно, и я увидела за порогом Жозефа.
Он держал подсвечник с тремя свечами, и лицо у него дергалось, как от зубной боли.
— Я готова, — ответила я спокойно и вышла в коридор. — Посветите мне, пожалуйста, господин Верей, чтобы я видела, куда идти.
— Хорошо, метресса.
Когда она поставила на туалетный столик крохотную шкатулку с кармином и пудреницу с нежнейшей рисовой пудрой, я подкрасила губы, а потом распустила вязки льняной рубашки, оголила грудь и подкрасила кармином соски. Ланвен следила за мной во все глаза, но ни о чем не спрашивала и не мешала. Припудрив плечи, я встала и сбросила льняную рубашку на пол, переступив через нее, а потом подошла к кровати.
— Помогите мне одеться, — сказала я, и Ланвен с готовностью подняла шелковую ткань.
Я нырнула в ворот рубашки, продела руки в рукава, и Ланвен расправила пышные складки подола.
— Вы словно фея, одетая в туман, — сказала она довольно. — Его величество не устоит.
— Подайте халат, — сказала я.
Ланвен принесла халат из темно-синего бархата, и я надела его, туго подпоясавшись.
— А теперь — чулки, — я мельком посмотрела на себя в зеркало и отвернулась.
Собственный обольстительный вид был мне неприятен, хотя несколько месяцев назад я бы с удовольствием крутилась перед зеркалом, предвкушая впечатление, которое произведу…
— Чулки? — переспросила заинтригованная Ланвен. — Зачем, метресса?
— Самые тонкие белые чулки и кружевные подвязки, — повторила я.
Она принесла все, что требовалось, и я натянула тонкие, как паутинка, чулки с серебряными стрелками, подвязав их повыше колена подвязками, украшенными жемчужными цветочками и серебряным бисером. Потом надела бархатные туфли и встала, готовая к предстоящей ночи. Колокол замковой церкви как раз начал бить девять, оповещая о начале вечерней молитвы. Прошло четверть часа или чуть больше, и осторожный стук в двери заставил меня вздрогнуть.
Ланвен подмигнула мне и помчалась открывать.
— Камердинер его величества пришел за вами, метресса, — объявила она чинно, и я увидела за порогом Жозефа.
Он держал подсвечник с тремя свечами, и лицо у него дергалось, как от зубной боли.
— Я готова, — ответила я спокойно и вышла в коридор. — Посветите мне, пожалуйста, господин Верей, чтобы я видела, куда идти.
Ланвен осталась, а Жозеф послушно приподнял канделябр, освещая мне путь. До соседней комнаты было не больше тридцати секунд пути, и мы преодолели его быстро и молча. Уже взявшись за дверную ручку, Жозеф вдруг выпалил:
— За что ты так ненавидишь меня?!
Я посмотрела ему в лицо, не торопясь с ответом, а он едва не скрипел зубами, буравя меня взглядом.
— Ты отобрала у меня все, — сказал он, стараясь говорить тихо, но постоянно срывался. — Деньги, положение, сослала всю нашу семью!
— Ты отобрал у меня больше! — я тоже не сдержалась. — Мою жизнь. Для этого ты на коленях упрашивал меня стать твоей женой? Чтобы подложить в постель своему королю?
— Да, я виноват перед тобой! Но что я мог поделать?! — он неловко дернул рукой, и воск пролился ему на башмак. — Но ты уже отомстила, и тебе все мало! К чему делать из меня шута?
— А что такое? Раньше тебя ничего не смущало. Даже когда он пришел в нашу спальню и при тебе обнимал меня, а ты делал вид, что ничего не происходит.
— Это совсем другое депо! — чуть не взвизгнул он. — Что за игры ты ведешь, Ди?
— Не смей меня так называть, — оборвала я его. — Для тебя я — метресса дю Рой.
Жозеф замолчал, уставившись на меня и хлопая глазами, а потом произнес сквозь зубы:
— Ты и в самом деле ведьма. Правильно говорят при дворе, что ты околдовала короля… Ты не любила меня, лишь использовала!
— Когда-то я любила тебя, — сказала я холодно. — Но ты сделал все, чтобы превратить мою любовь в ненависть. Открывай двери, меня ждет король.
Он не осмелился задерживать и открыл двери, но сделал это медленно, как будто нехотя.
— Благодарю, — я вошла в спальню, и дверь за мной захлопнулась, Жозеф предпочел остаться в коридоре.
Но я не стала приказывать ему зайти. Остановившись на пороге, я осмотрелась.
Как и в мой первый визит, в спальне горели свечи за полупрозрачным пологом, и зеркало вновь отразило меня. Только сейчас я была совсем не похожа на себя ту — которая вбежала сюда с ножом.
— Вот и ты.
В зеркале я увидела короля. Как и в прошлый раз, он только что принял ванну — капельки воды еще блестели на широкой груди, и волосы влажно вились, но теперь он был совершенно голый. Он подошел ко мне почти вплотную и взял мое лицо в ладони, собираясь поцеловать. Я закрыла глаза, и он легко, почти невесомо коснулся губами моих губ.
— Ты такая красивая, — услышала я его шепот, а потом его руки скользнули мне на плечи, на талию, и он прижал меня к себе, потираясь отвердевшим членом. — Идем в кровать?
— Подождите, — произнесла я решительно, открывая глаза. — Сначала я хочу кое-что вам сказать.
— Говори, — он вроде бы и приготовился слушать, но взгляд был уже затуманенный, а руки легли на мои бедра и сжали.
— Сегодня я надела платье лилового цвета, — я начала сердиться, потому что он ласкал меня со все большим жаром, а отстраниться мне не удавалось. — Вы слышите? Лиловое платье…
— И что? — он усмехнулся и поцеловал меня в шею долгим поцелуем.
На несколько секунд я позабыла все слова, но когда король попытался развязать пояс моего халата, вернулась на землю.
— Лиловый — цвет королевского дома. Получается, я нанесла оскорбление королеве…