— Ваше величество… — Ланвен прижала к груди руки, всем своим видом выказывая раскаяние.
— Ты наказана не будешь, — Дидье посмотрел на нее тяжелым взглядом. — В этот раз.
Я подумаю, кем заменить тебя.
— Ваше величество! — девица Кадарн опустила глаза и закусила губу.
— Оставьте ее при мне, — попросила Диана. — Если бы не она, я бы точно умерла.
Ланвен осталась со мной, когда думала, что я больна оспой. И ваши рыцари тоже…
— Я подумаю над этим, но ничего не обещаю, — сказал король бесстрастно.
Когда стало ясно, что язвы — не последствия черной оспы, лекари принялись за лечение Дианы с утроенным усердием и разрешили открыть окно, а потом и совершать недолгие прогулки под солнцем. Спустя неделю сняли бинты, потому что пустулы зажили, и Диана впервые с аппетитом поела супа из утки и кореньев.
Дидье не отходил от нее ни на шаг и вскоре она начала выражать беспокойство такой заботой.
— Вы все время здесь, — сказала она однажды, — но как же государственные дела?
Вы всё позабыли… Разве это хорошо?
— Обойдутся пока, — заверил он ее. — Есть совет лордов, есть Тегвин и наследный принц. Не думай, что только из-за меня сохраняется мир в этой стране. Успех короля не в том, чтобы всё делать самому, а в том, чтобы поручить дела тем, кто разбирается в налогах, переговорах и войнах. Такие люди у меня есть, так что забудь обо всем и просто выздоравливай.
Щеки ее постепенно округлились, и губы приобрели прежний, алый оттенок. Теперь она походила на прежнюю Диану, и иногда радовала Дидье улыбками и даже смехом, когда он рассказывал ей какие-нибудь безобидные новости. Она еще стеснялась его, пряча шелушащееся лицо, и тайком пыталась выщипывать волосы на теле, пока он не взял бритву и побрил ей подмышки и венерин холмик, а заодно и ноги, после чего она благодарно расплакалась, уткнувшись ему в плечо, а он утешал ее, шепча нежности.
Лекарь велел каждый день втирать в кожу масло, настоянное на травах, и Дидье после купания массировал тело своей женщины. В такие минуты они не разговаривали, но он чувствовал единение намного сильнее, чем во время люоби задушевной беседы.
— Ваша любовь погубила не только мою честь, — сказала Диана во время одного из массажей, — но угрожает и моей жизни. Что же это за любовь, за которую надо так дорого платить?
— Тебе придется смириться и принять ее, — сказал Дидье, целуя ее между лопатками, потом в плечо, а потом в щеку.
— Не надо, — попросила Диана, пряча лицо в ладонях. — Я похожа на ящерицу…
— Даже превратись ты в змею, мне все равно. Я люблю свою луну и тогда, когда она ущербна. Наверное, люблю такую еще больше, чем полную. Потому что вижу ее слабость и понимаю, что передо мной смертная женщина, а не богиня.
— Пустые слова, — прошептала она, но уже плакала, уткнувшись в подушку.
Обняв Диану, Дидье чувствовал, как колотится ее сердце и думал, что вполне можно умереть от нежности, и это странно — ведь раньше он умирал от страсти.
— Все хорошо, — повторял он Диане, пока она не перестала плакать. — Никто не посмеет тебя обидеть.
— Я очень испугалась, — призналась она. — Смерть — это страшно. Я ведь сама готова была умереть…
— Я знаю, мои люди рассказали мне, — он гладил ее по голове, утешая. — Все виновные уже наказаны. Это брат Тегвин все затеял. Я отослал его. Не в горную деревню, но далеко. Но ты не должна была геройствовать. Женщине не нужно совершать подвигов. Обещай, что никогда не уйдешь раньше меня.
— Кто же может такое пообещать? — фыркнула она и оттолкнула его притворно-сердито.
Дидье хотел поцеловать ее, но она отвернулась и приказала:
— Заприте дверь! Не хочу, чтобы Ланвен вошла в самый неподходящий момент.
— Я верно тебя понял? — спросил Дидье, вмиг позабыв о нежности.
Диана села на пятки, спиной к нему, подняв волосы и закалывая их шпильками.
Изящный изгиб спины, ягодицы — как две половинки яблока, тонкая талия — гибкая, как ивовая ветка — всё в этой женщине говорило о радости плоти. Она манила, обольщала одним своим видом.
Острое желание ударило под дых и пониже живота.
Закрыв дверную задвижку, Дидье потер занывший член, но не спешил приближаться к постели.
— Ты еще не совсем оправилась от болезни, — попробовал он вразумить соблазнительницу, которая даже не подозревала, какой опасности сейчас подвергается. Он был готов не просто взять ее, а взять ее всеми возможными способами по нескольку раз. Вынужденное воздержание далось ему с трудом, ведь в отличие от Дианы он не был болен, а рядом с ее обнаженным телом и вовсе чувствовал себя живее всех живых.
— Вы отказываетесь от меня? — спросила она. взглянув на него через плечо и сверкнув темными глазами.
— Нет, — ответил Дидье и прокашлялся, чтобы вернуть голос.
— Тогда чего ждете? — она медленно встала на колени, скользя ладонями по простыням вперед, и выгнула поясницу, показав во всей бесстыдной красе ягодицы и алую, гладко выбритую щель.
Королю пришлось еще раз прокашляться.
— Может, повернешься ко мне? — спросил он, подходя к кровати и терзая поясной ремень.
— Нет, — ответила Диана резко. — Не хочу, чтобы вы смотрели мне в лицо, — и она расставила колени, поводя бедрами, как самка в ожидании случки.
— Церковь говорит, что такая поза не подходит людям, — сказал Дидье, сбрасывая штаны и рубашку, и швыряя всё на пол. — Так человек превращается в животное…
— Что за бред! — хмыкнула она презрительно. — Мужчина остается мужчиной не из-за того, в какой позе любит женщину. Вы боитесь превратиться со мной в животное?
Но разве вы не превратились в него, когда решили забрать жену у мужа? — она говорила обидные слова, но сопровождала их развратными движениями бедер и слышались влажные звуки, которые невозможно было спутать ни с чем — она хотела его. Уже хотела.
— Диана… — король на мгновение прикрыл глаза, пытаясь обуздать дикую страсть. — Я не хочу навредить тебе, но то, что сейчас… это слишком…
— Слишком? — она снова соблазнительно вильнула из стороны в сторону. — Слишком предосудительно? А ваши церковники разве не уговаривали меня совершить грех прелюбодеяния? Так что не вам заботиться о морали, и не вашим священникам упрекать нас! И, в конце концов, кем вы хотите быть со мной? Королем, проповедником или любящим мужчиной? — она бросила на него быстрый, гневный и насмешливый взгляд, и это и в самом деле было уже слишком.
— Чего ты добиваешься? — спросил он, уже чувствуя, что готов взять эту дерзкую девчонку, встань она хоть на голову. — Чтобы я тебя изнасиловал?
— А сможете? — она насмешливо улыбнулась, и верхняя губа приоткрыла ровные белоснежные зубы — блестящие, как жемчужины.
Больше он не мог сдерживаться, и схватил ее за талию, притянув к себе. Диана воспротивилась, но больше для вида, потому что он коснулся ее между ног и убедился, что там все уже готово, чтобы его принять. Она дразнила его, смеялась, но она его хотела. Даже когда утверждала обратное.
— Если я слишком увлекусь, останови меня, — сказал он хрипло и вошел в нее, помогая себе рукой.
Так глубоко он в нее еще не проникал — она задохнулась, вскрикнула и упала головой в подушку.
— Прости, Диана… — в глазах потемнело, когда он усилием воли заставил себя покинуть ее горячее и узкое лоно. — Я не…
Но она вдруг подалась к нему, быстро и сильно насадившись на его член, а потом снова толкнула его бедрами, требуя продолжения.
Это была истинная правда — в тот момент они оба потеряли человеческий облик.
Не было больше короля и благородной леди, теперь разум и сознание заполонила одна лишь животная страсть. Глядя, как его член выходит и погружается до самого основания, Дидье утратил способность мыслить. Он знал только одно — его Диана жива, и она с ним, и она хочет его, все остальное не имело никакого значения.
Она тоже будто сошла с ума — двигалась ему навстречу так яростно, словно желала, чтобы он проткнул ее насквозь. Она не сдерживала стонов и вскриков, и слушая ее песню страсти Дидье чувствовал себя на седьмом небе от счастья.