— Всё, — закончив, я поднимаю ведро.
— А как же твоя магия? — напарница смотрит на меня пробирающим до костей взглядом. — Ты не собираешься ей пользоваться?
— Как раз хотела поговорить с тобой об этом, — поджимаю губы и виновато отвожу взгляд. — Я ослабла после болезни и не могу колдовать.
Боже, помоги мне!
— Угу… — Гюле кривится. — И надолго это с тобой?
— Не знаю, — я пожимаю плечами. — Как пойдёт.
— Ладно, — открывает передо мной тяжёлую дверь, — заходи. Похоже, нам с тобой до рассвета не управиться.
Я выдыхаю — кажется, пронесло.
Покои приёмыша оказываются трёхкомнатным номером люкс. Деревянный пол устлан коврами, повсюду подушки и диванчики для отдыха, вазы разных калибров и огромный камин в главной комнате, где стоит люлька с младенцем.
Площади немаленькие, но мы с Гюле договариваемся, что будем делать, и работа идёт бодро. До утра мы здесь точно не задержимся — по этому поводу настроение моей напарницы ползёт вверх. Она уже в предвкушении нескольких часов безмятежного сна.
А я молчу. Надо бы спросить у этой болтушки про Шаха, но, как показала практика, стоит мне открыть рот, и я вызываю подозрения. Надо вести себя аккуратнее — следить за словами.
— Ты и без магии хорошо работаешь, — Гюле хвалит меня. — Скоро закончим и пойдём спать.
— Слушай, а что за ребёнок? — я чищу диван и поглядываю на напарницу.
— Ребёнок… — пухленькая блондинка трёт щёткой ковёр. — Мальчика зовут Муса. Он бастард, — шепчет. — Рождён от простой женщины, которой увлёкся отец нашего нынешнего владыки незадолго до смерти.
— Ого! У вас тут всё непросто.
— Ты даже не представляешь насколько, — вздыхает Гюле. — Почти всю правящую семью погубила драконья чума, и теперь владыка Ханар бережёт каждую каплю крови своего рода. По его воле Муса получил все права члена правящей семьи. Но многим во дворце это не нравится, — последнюю фразу напарница произносит очень тихо.
— А что за женщина с малышом? Это его мать?
В соседней комнате я видела даму. Она сидела у люльки и выглядела очень уставшей.
— Это кормилица Мусы, а его мать погибла при родах. Владыка забрал мальчика во дворец. Говорят, он хотел, чтобы его жена стала для Мусы матерью, — Гюле бросает щётку и идёт ко мне. — Но госпожа Лейла ненавидит этого ребёнка, — шепчет.
— За что можно ненавидеть маленького мальчика? — у меня брови ползут вверх. — Он не виноват, что родился бастардом.
— Какая же ты наивная, подружка! — белокурая пышка хмыкает. — Госпожа хочет сама родить детей владыке — породниться с ним кровью. Это укрепит её власть. Но муж не спешит делить с женой ложе.
Вот это сериал! Мне становится интересно.
— Почему?
— Откуда я знаю? — Гюле уходит от темы разговора и от меня.
Напарница драит ковёр с видом «Ты о чём вообще?». Она уже делала так, когда я спрашивала про гарем. Болтушка, но не дура. Знает, когда замолчать.
— Не хочешь — не говори, — я лишь плечами пожимаю.
— Не обо всём можно говорить, — бурчит Гюле. — Но кое-что ещё я могу сказать, — она снова бросает щётку и подходит ко мне. — Госпожа сегодня едва не покалечила Мусу, — шепчет, — и владыка узнал об этом. Её наказали. Лишили прислуги и денег, а ещё господин запретил ей подходить к мальчику, — улыбается. — Доверие подорвано.
— Но почему ты радуешься?
— Терпеть её не могу! — признаётся моя напарница. — Хоть раз этой козе попало, как следует!
Наш с Гюле разговор прерывает плач ребенка, и мы возвращаемся к делам. Малыш кричит громко и от души. Пока мы убирали комнаты, он надрывался уже не раз. Кормилица его успокаивала, но хватало ненадолго.
У меня сердце крошится от криков мальчика. Может, у него что-то болит?..
— Я сейчас, — встаю и иду к двери.
— Эй, ты куда?! — Гюле явно недовольна. — А диван кто чистить будет?!
— Я не могу слушать, как он плачет, — коротко объясняю и иду в большую комнату.
Там кормилица, прижимая к себе малыша, расхаживает от стенки к стенке. Но её «марш» не помогает — Муса продолжает надрывно плакать.
— Чего тебе? — женщина замечает меня.
— Я могу попробовать успокоить ребёнка, — предлагаю помощь и делаю шаг вперёд.
— Ты кто такая? — кормилица смотрит на меня с недоверием.
— Это Аиша, — Гюле долго ждать не пришлось. — Она новенькая и сегодня работает со мной.
Я тянусь за мальчиком.
— Драгхалла, я сойду с ума! — женщина практически швыряет ребёнка мне в руки. — Дамла обещала прислать нянек мне в помощь, но пришли только вы с вёдрами.
— Не знаю, — моя пухленькая напарница пожимает плечами. — Она могла забыть…
— Забыть?! — у кормилицы глаза, как блюдца. — А ну беги к ней! — приказывает Гюле. — Попроси, чтобы прислала кого-нибудь.
Служанка пулей вылетает за дверь, а я разглядываю орущего мальчика. Хотя… не такой уж ты и крикливый, да? Он хнычет, но уже не надрывается от плача.
Ребёнок — прелесть. Светленький, голубоглазый — ангел просто. Ещё бы не кричал так громко.
— Что с ним? — задаю вопрос кормилице. — Может, болит что-то?
— Живот, — она вздыхает. — Но лекарь сделал всё, что нужно. Должно было пройти. Слушай… как тебя там?
— Аиша, — я качаю малыша, не обращая внимания на хамство этой женщины.
— Мне нужно сбегать кое-куда. Посиди с ребёнком.
— Эм-м… а так можно? — интересуюсь на всякий случай.
Я успела понять, что во дворце не знаешь, где наткнёшься на неприятности. Вот так согласишься остаться с ребёнком на пять минут, а тебя казнят.
— Да никто не узнает, — обещает кормилица. — Я быстро сбегаю к себе в комнату и вернусь.
— Ладно, — соглашаюсь, хотя сомнения по этому поводу есть и немаленькие. — Я покачаю его пока.
— Ай, драгхалла! — женщина машет рукой. — Положи ребёнка в люльку. Не стоит приучать его к рукам.
Что?.. Не знаю, о чём говорит кормилица, но её брезгливый тон мне не нравится.
— Детей надо брать на руки, — открыто спорить не решаюсь, но и молчать не могу.
— Кто это будет делать? Матери у мальчика нет, а няньки постоянно его таскать не будут.
Тогда на кой чёрт вообще нужны няньки? Похоже, маленького бастарда ненавидит не только госпожа.
— Вы хотели уйти, — напоминаю нетактично. — Если передумали, заберите малыша.
— Не передумала, — фыркает кормилица.
По её недовольному лицу ясно, что я перегнула палку, но мне плевать. Мальчика не брошу, но и неприятности мне не нужны. Пусть поторопится.
Женщина уходит, а я продолжаю качать мальчика. Он быстро успокаивается и с интересом разглядывает меня, а я его. Ангел. Этот подкидыш вырастет красивым мужчиной.
— И сильным, — заканчиваю мысль вслух, и малыш дарит мне очаровательную беззубую улыбку. — Какой ты зайка! — не удержавшись, чмокаю мальчика в нос, а он хохочет.
Получив пару раз маленькой ладошкой по лицу, я убеждаюсь — дело не в малыше. Нормальный ребёнок — играет, улыбается, даже умеет смеяться и гулить. Дело в тех, кто за ним ухаживает.
Лет с шестнадцати я подрабатывала няней для соседских детей. Так что опыт имеется, и рассказывать сказки про животик мне не надо. Всё равно не поверю.
Хочу положить ребёнка в люльку, чтобы развернуть пелёнки — мне кажется, что они не сухие. Но едва я склоняюсь над кроваткой, он заходится в плаче.
— Ладно-ладно! Я поняла! — разгибаю спину и шагаю по комнате, успокаивая малыша.
Тишина.
Странные дела. Мальчика вроде не приучали к рукам. Тогда почему он не хочет лежать в люльке? Я кошусь на большую кровать под балдахином. Понятия не имею, кто на ней спит, но для эксперимента подойдёт.
Кладу малыша на кровать — молчок. Разворачиваю туго стянутые пелёнки — тихо. Очень интересно!
Что с тобой делали в этой люльке, малыш? А что-то точно делали и нехорошее. У Мусы на животе ожоги — не волдыри, конечно, но красняки конкретные. Я удивляюсь, как он вообще умудрялся улыбаться и играть со мной?! Пелёнки наверняка натирали ранки, мальчику было больно.