— Я привыкла к тому, что даже самые близкие люди никогда не занимают мою сторону, — голос дребезжит, губы вмиг становятся сухими, и я делаю глоток тёплого чая, чтобы прочистить горло.
— О ком именно ты говоришь? — Яр гладит мои пальцы, запястье, чувствительную ладонь. Улыбается. И глаза его вновь мерцают, гипнотизируют, заставляя открыться.
— О маме. В любой спорной ситуации она поддерживает Витюшу, своего мужа. Я давно забыла, что значит родительская поддержка. Смирилась с тем, что отчим всегда прав, а я — нет.
Ярослав встаёт со своего места и присаживается ко мне. Молча обнимает за талию, целует в висок и мягко произносит:
— Я не занимаю ничьих сторон, а всегда сначала разбираюсь в ситуации, а потом уже высказываю своё мнение. Таня не сможет мною манипулировать, я слишком хорошо её знаю. Тебе не о чем беспокоиться, — он гладит меня по щеке, так осторожно и нежно, что на глазах выступают слёзы. — Майя, ты — моя жена, и я всегда тебя поддержу.
— Спасибо, — утыкаюсь лбом в его плечо и неловко шмыгаю носом.
Совсем я расклеилась в последние дни. Куда делась моя привычная ершистость? Почему я не отпускаю дурацкие шутки, не подкалываю Ярослава и не ёрничаю? Вчерашний разговор повлиял на меня даже больше, чем я предполагала.
Страшно. Волнительно. И так хорошо, что дух захватывает. Словно я лечу на пушистом облаке: от восторга кружится голова, и пузырьки шампанского шипят в крови, даря ощущение хрупкого невесомого счастья.
— А почему Таня ушла из дома? — спрашиваю спустя целую вечность, наконец-то найдя в себе силы отстраниться от Яра.
— Она набила татуировку, наплевав на запрет родителей. Отец сказал, что Таня вольна делать со своим телом всё, что угодно, то только когда ей исполнится восемнадцать. Сестра взбунтовалась. Она и раньше своевольничала, но в последние пару месяцев совсем слетела с катушек. Редко ходит в школу, грубит учителям, поздно возвращается домой и не всегда в трезвом состоянии. Я пытался с ней поговорить, но Таня впервые не пошла со мной на контакт. А потом внезапно призналась, что любит меня и ждёт совершеннолетия, надеясь, что тогда я отвечу ей взаимностью.
— Так прямо и сказала? Смелая девчонка!
— Да. Её слова повергли меня шок. Никогда, ни разу я не замечал, чтобы она смотрела на меня влюблённым взглядом. Таня довольно открытый, эмоциональный человек, так что вряд ли бы у неё получилось сдерживать свои чувства. Вывод один — она их выдумала.
— Как ты отреагировал на её признание?
— Сказал, что люблю её как родную сестру, и это никогда не изменится. Она даже не дала мне договорить, обозвала бессердечным мудаком и убежала.
— Да уж, хреново.
Мы с Яром ещё около часа сидим в ресторане, держимся за руки и обсуждаем сложившуюся ситуацию, а потом едем домой, чтобы выгулять Джанго и Вичера. На втором этаже горит свет, но Таня из комнаты не выходит.
К своему стыду я испытываю облегчение. Не хочу с ней сталкиваться.
— Пора бы нам заглянуть в твою комнату, — Яр держит меня за руку и ведёт к лестнице.
— А вдруг Таня оставила на стенах надписи «Шлюха, сдохни» или «Руки прочь от Ярика»? — невесело усмехаюсь я.
— Ожидание казни хуже самой казни. Пойдём.
Двери в мою комнату открыты. Я набираю в лёгкие воздух и шагаю вперёд. Из губ вырывается полувздох-полусвист.
Пол усеян осколками разбитых статуэток, несколько книжек валяются на кровати, порваны мои любимые плюшевые мишки, косметика тоже уничтожена. Но вроде ничего ценного не пострадало. Планшет, ноутбук, наушники — всё осталось нетронутым. Всё же Таня не совсем отбитая.
И тут я вижу залитые водой тетради. Присаживаюсь на корточки, зачем-то осматриваю сморщенные мокрые страницы с поплывшим синим текстом. Целую неделю я писала дурацкие конспекты, тратила на них по пять-шесть часов в день — и теперь все мои труды оказались напрасными! Вот же мстительная малолетка!
— Что-нибудь важное пострадало? — прикасается к моему плечу Ярослав.
— Нет. Это так, бесполезные тетрадки. Их давно нужно было выкинуть, — нервно посмеиваюсь. — Я ожидала, что Таня причинит больше вреда.
— Это же хорошо, — облегчённо выдыхает Яр.
— Да.
Ярослав обрадован тем, что все важные вещи остались в целости и сохранности. И пофиг, что следующие ночи я проведу над переписыванием конспектов. Сейчас я искренне улыбаюсь мужу, во взгляде которого снова появляются знакомые ярко-зелёные лучики света.
27
Будильник звонит уже в пятый раз, а я продолжаю его выключать. Не могу разлепить глаза, мягкая подушка так и манит подремать ещё хотя бы полчасика. Поворачиваюсь на бок, провожу ладонью по пустой половине кровати. Эх, пропустила я тот момент, когда Яр ушёл на работу.