Он вскакивает обратно на ноги, большим и указательным пальцами опускает мой подбородок вниз, заставляя рот открыться достаточно широко. Не успеваю даже сомкнуть обратно, как он врывается внутрь мощным толчком. От неожиданности из глаз брызгают слезы, весь рот заполнен его плотью. Мягкой, теплой, с бархатной кожей.
Матвей исполняет в действие свое предупреждение, активно двигая бедрами, отчего член скользит по языку и небу как по маслу. Головка почти доходит до гортани. Я упираюсь руками в его бедра, прося дать сделать глубокий вдох. Он выходит, я как рыба начинаю глотать воздух, слюна скатывается по краям губ, капая на грудь. Я растираю ее по соскам, и Матвей снова врывается внутрь.
Он стонет. Глухо, но очень по-звериному.
— Хочу кончить в рот, — ставит перед фактом, извергаясь внутрь моего горла.
Выходит, проводя рукой по стволу, размазывая остатки спермы по моим губам. Глотаю содержимое. Сегодня я определенно переступила черту разврата. Никогда ранее никому не позволяла кончать себе в рот. С ним впервые.
Я встаю с колен, поправляя юбку. Матвей тут же целует меня, не брезгуя после своего семени. Целует нежно, даже трепетно. Не так как в прошлый раз.
— Было ахуительно, Машка.
Его "Машка" звучит так по-свойски, что мне кажется он открывается чуть больше мне, чем сам того хотел бы.
— Ты голоден? — включаю заботу. Его кровоподтеки все еще выглядят устрашающе, внутри я жалею его, но ни в коем случае не показываю ему. Не одобрит, не поймет.
— Тысячу лет не ел домашней еды. Отказываться не буду, — довольно улыбается.
А его вчерашняя гостья не готовит ему что ли? Значит не так уж они и близки.
— Тогда пошли, — киваю ему в сторону кухни.
По пути забегаю в спальню, переодеваясь в удобные домашние шорты и майку. Разогреваю жареную картошку, котлеты и быстро нарезаю свежие овощи.
— Вау, так ты оказывается хозяйственная, — искренне удивляется, осматривая накрытый стол.
— Не похоже на меня?
— Если честно, нет. Думал ты одна из этих, — чешет подбородок, — Кто за равноправие и прочую ерунду. Не семейная короче.
Его слова задевают за живое. Так вот какое впечатление я произвожу. А та блондинка получается про семью?
— А если женщина хочет равные права с мужчиной, то она априори не может хотеть семью?
— Что за глупости? — он фыркает, отламывая кусочек котлеты, — Ты вот машину свою починить сама не смогла. И много ты видела женщин автомехаников?
— Я верну тебе деньги, — огрызаюсь, пропуская мимо ушей его мысль.
После такого чувственного орального секса, мне болезненно слышать его слова в свой адрес. Вот почему он хочет трахнуть меня. Я другая, не семейная, для забавы и утех. Диковинка.
— Я про деньги ни слова не сказал, — кладет в рот кусок, причмокивая, — Просто вы, женщины, любите соревноваться с мужчинами во всякой ерунде. Только не понимаю зачем? Можно же просто кайфовать от того, что рядом с тобой мужик и решает твои проблемы. Зачем все так усложнять? Счета все эти пополам делить.
— Может потому что нормальных мужиков не осталось? — кидаю с вызовом.
— Вот про что я говорил. Даже тут ты пытаешься спорить и обнажить свои клыки. А я ведь не нападаю. Мужики нормальные есть, только вы им яйца выкручиваете.
— Ой, знаешь, что. Посмотрите-ка на них, бедные какие, — я и правда начинаю злиться.
— Маш, расслабься. Мой член только-что был в прекрасном месте. Давай не будем спорить, живи моментом, — он миролюбиво улыбается.
Я все еще злая. Мне не нравится, что он так поверхностно меня видит. Да я черт возьми хочу семью, хочу под крыло любимого мужчины. Хочу, чтобы спрятал, укрыл, никому в обиду не давал. Только где он тот самый? А нет его.
И как страшно признавать, что Матвей мог бы им стать. Только он не хочет, потому что я сложная.
— Расслабься, колючка, — гладит мое колено, — Готовишь ты супер.
— Спасибо, — буркаю, складываю руки на груди, закрываясь, — Ты расскажешь, что с тобой произошло?
— Это долгая история.
— У меня есть время, — пожимаю плечами.
— У меня его, к сожалению, нет, — его слова как пощечина. Отрезвляет знатно.
— То есть, ты пришел ко мне под предлогом отсутствия аптечки, чтобы трахнуть меня в рот и уйти в закат? — ох, черт, кажется слезы на подходе.
— А разве тебе было плохо? — приподнимает бровь, — Да и у меня действительно не было аптечки.
— Уходи, Матвей. Пожалуйста.
— Не усложняй, Машка, — он пытается разрядить обстановку, а меня на части рвет. Нет, не должно быть так. Не должно так ломать. Не хочу так больно.