И подобрав удачный день, когда все предвещало скорые праздники, купив любимый мамин торт, пошла в родительский дом, где… встретила Талгата и его отца и еще Нико, занявшего полквартиры, пришедших навестить раненую, которая бегала по дому с костылем, словно метеор, собирая стол к чаю.
– Бабушка, но ты же должна быть у доктора на осмотре.., – только и могла вымолвить Аня, входя в дом и роняя торт из своих ослабших рук в предчувствии катастрофы.
Мама, завидев побледневшую дочь, бросаемые ею и Талгатом взгляды, почему-то поняла все и сразу. И тоже устав от самодурств взрослых, подошла к Анечке и просто обняла ту за плечи, тем самым одобряя ее действия, какими бы те ни были… Так уж случилось, и это, наверное, обычное и даже правильное дело, что природа отдыхает на разных поколениях: одним дает звездность, другим добродушный и покладистый характер. И еще неизвестно, что в жизни ценнее и нужнее для мира и покоя!
По виду невесты Талгат тоже понял, кого он спас пару дней назад. Николлини же набросился на молодую хозяйку всем своим добрым весом, подтвердив догадки всех и каждого в квартире о состоянии семейных дел.
– Мама! – с особым нажимом произнесла Елена Горячнова. И так было много в этом слове для родных, понимающих друг друга одними лишь взмахами ресниц и полутонами голоса.
Ольга Васильевна опустила глаза в пол, крепко сомкнула губы в тонкую фиолетовую ниточку, как бы собираясь с духом, и надолго замолкла. В этот момент все замерли, чувствуя, как сначала разрежается воздух и потом снова заряжается какими-то новыми эманациями, положительными или отрицательными, пока было непонятно.
А в эту долгую минуту Ольга Васильевна просто подсчитывала, сколько запретов нарушила она сама. Оказалось, что все «смертные» запреты за раз. Были и незнакомцы, и животные, и много татар. Очень приятных татар, которых скоро, кажется, станет еще больше. Она с удовлетворением помотала головой, соглашаясь про себя, что со своими принципами похоже дала лиху, раз ситуация зашла так далеко, что сама судьба опять сводит ее с этой нацией. И слава Богу, думалось бабушке Ольге, что у этих татар любовь к собакам, а не к паукам.
И когда Ольга Васильевна все-таки подняла свои голубые глаза, не потерявшие блеска и задора, и разомкнула уста, то оттуда посыпались слова благодарности, восхищения и радости. Ну а как прознала она о том, как далеко зашли отношения внучки и спасателя, ей оставалось лишь прослезиться от счастья, которое-таки коснулось их дорогой Анечки в лице замечательного, отзывчивого, очень воспитанного Талгатика, который, как и положено восточному принцу, поцеловал руки своих будущих родственниц, галантно попросив разрешения жениться на любимой.
Никто не возражал. Да и ему, красивому и прекрасному, не могли отказать в этом праве ни пассажиры авиасудна, ни новоиспеченные родственницы.
Эту историю мне сначала поведала Анечка, потом Талгат, ну а затем, когда Нико перекочевал жить к бабушке, однажды оставшейся жить в одиночестве в своей квартирке, так как и дочь, и внучка нашли свое счастье в соседних кварталах, и сама Горячнова Ольга Васильевна, открывшая сердце разом и для татар, и для собак, множившихся в ее жизни как на дрожжах, – выражаясь ее словами, полюбившая и зур-бялеши, и сабантуи, и татарских незнакомцев на этих многочисленных праздниках, но так и не оттаявшая к своей первой татарской любви и к паукам.
Продолжение следует…