Ромка прошел к кофейному столику и поставил на него поднос.
Маринка, бросив взгляд на меня, потом на Ромку, поняла, что из меня многого не выжмешь.
Она подошла к Ромке и молча оттеснила его от столика.
— Уйди отсюда, испарись! Вечно все делаешь не так, как нужно, подросток наглый!
Ромка послушно отошел на шаг в сторону и встал около зеркала, висящего у стены.
— У меня в столе лежат сушки, — буркнула ему Маринка, — тащи сюда! Можешь и сахарницу с собою прихватить. Без сахара кофе пить как-то неудобно, — ядовито добавила она, и Ромка быстро вышел, опасаясь еще нарваться на ее крики.
— Ну пойдем, Оль, кофейку дербалызнем, — приподнято сказала Маринка, — хватит тебе переживать и дуться. Ты слышала: увезли его в милицию. Дадут за хулиганство суток пятнадцать или в психушку отправят. Там ему самое место. А ведь казался таким нормальным человеком! Я-то сначала думала, что это старая грымза будет мозги компостировать, а получилось, что и ошиблась.
Вот так вот: век живи, век учись, а все равно что-нибудь новенькое да увидишь.
Я медленно вышла из-за стола, все еще держа в руках смятый номер газеты.
Вернулся Ромка, и с ним подошел Сергей Иванович.
Посмотрев на меня, Сергей Иванович молча сел на свое привычное место за кофейный столик.
Позвали Виктора, уже успевшего удалиться в фотолабораторию, и вся редакция была в сборе и приготовилась к традиционному кофепитию.
— Кто это был? — задала я, наконец, первый здравый вопрос.
— Псих, что ли? — моментально поняла меня Маринка. — Я не помню, но сейчас посмотрю.
Она легко сорвалась с места и устремилась в редакцию. Появилась Маринка почти сразу, держа в руках толстенькую тетрадку с замятыми углами и с фотографией Фредди Меркьюри на обложке. Что у Маринки не отнять, так это, помимо умения варить кофе, еще и сравнительную аккуратность в делах. Например, она всегда тщательно записывала почти всех посетителей, и чем интереснее казался ей человек, тем подробнее она выспрашивала его биографию. Для редакции в этих сведениях проку было мало, а вот для Маринки, наверное, много. Что ее заставляло выписывать все эти подробности, не знаю, но, одним словом, записи она вела и вот сейчас вернулась именно с ними.
— Сейчас все скажу, — Маринка лихорадочно перелистывала тетрадь.
На пол из тетради выпали проездной билет, кажется, за февраль прошлого года, фантик от карамельки и еще какая-то бумажка.
— Все архивы тут с вами порастеряю, — проворчала Маринка, подбирая с пола свое добрище. — Значит, псих у нас был… у нас псих… ага!
Кстати! А как тебе этот майор запаса, Оль? Он, между прочим, вдовец, и у него квартира в Солнечном поселке. Двухкомнатная, комнаты смежные.
— Без эмоций, — ответила я.
— Не без эмоций ты, а без романтики, — кольнула меня Маринка, — а мне он даже как-то пришелся… Он такой, как бы это сказать… одним словом, военный, вот!
Маринка перевернула страницу, а тем временем Ромка, устав ждать нашу главноуправляющую кофейным имуществом, начал разливать кофе по чашкам.
— Нашла, наконец, — сказала Маринка, щелкая пальцем по странице, — этот псих зовется в миру Пузанов Николай Николаевич, шофер, работает в СПАТП-3. На чем он шоферит, я так и не узнала, неразговорчивый оказался парень.
— С тобой, — уточнила я.
— Ну да, — охотно подтвердила Маринка, — ты-то сумела его расшевелить, я заметила. Поделишься методом?
— Обязательно, — буркнула я и, взяв чашку с кофе, продолжила просматривать газету, оставленную у меня в кабинете Пузановым.
— Так с чего же он так взбеленился? — спросила напрямик Маринка, сообразив, что нечего ей ждать милости от природы и нужно брать самой.
— Ему не понравилась какая-то статья в этом номере, — сказала я, отпивая кофе, — что-то там про… — я замолчала, вспоминая, — про его жену, он сказал, а вот где же тут про его жену… Пузанов, ты сказала? — переспросила я.
— Ну да, — кивнула Маринка, заглядывая в свою шпаргалку, — Пузанов Николай Ни…
— Так я же знаю эту фамилию, — начала вспоминать я, — он еще про ночной клуб говорил…
Я развернула газету и на обороте первой полосы увидела свою же большую статью про наш с Виктором поход в ночной клуб «Времена года».
Репортаж был дополнен двумя большими фотографиями. Я вспомнила, как Виктор ухитрялся фотографировать в мерцающем свете танцевального зала клуба, и пригляделась к одной из фотографий.
Здесь была изображена я собственной персоной с одной из постоянных посетительниц, как она мне представилась. Поискав в тексте, нашла нужный мне отрывок.
— Вот что я здесь написала про Пузанову Юлию, — проговорила я и начала негромко вслух зачитывать:
— "Я здесь часто бываю, — это ее слова, прервала я саму себя, — мне здесь нравится.
Все так классно, ощущение свободы чудесное…."
Та-ак, ага, вот дальше: "Муж не знает, что я здесь бываю, а зачем ему знать? Он у меня такая лапочка… Работает посменно, и я скучаю одна дома.
А моя фотография будет напечатана? Здорово!
Девчонкам покажу"…
Я промолчала и принялась зачитывать дальше, хотя уже вспомнила и свой разговор с Юлей, и подробности своей статьи. Больше ее слов в тексте вроде не было, но я решила на всякий случай пробежать глазами весь текст.
— Ты что замолчала? — спросила Маринка.
— А все, — сказала я, — больше про нее нет ничего. То есть абсолютно.
— Правда, что ли? — не поверила мне Маринка и взяла газету. Пока она изучала текст, я спокойно пила кофе.
— Ольга Юрьевна, — спросил меня Ромка, — так его возмутила именно эта публикация?
— Ну, по крайней мере, я так поняла, — ответила я, — хотя не понятно, в чем тут дело. На что можно обижаться?
— Да, сколько людей, столько и дури в них, — мудро заметила Маринка. — Может быть, его оскорбило, что его назвали лапочкой?
— Так это не я назвала, а его собственная жена, — сказала я.
— А лапочка оказался просто лапой. Лапищей.
Псих, одним словом, — подвела итог Маринка, — нечего и думать об этом. Самое место ему на Алтынке у доктора Бамберга, пусть лечится. Вот, представляешь, Оль, такой шофер попадется на дороге, так ведь переедет кого угодно! Или просто врежется и спокойно дальше поедет! Я больше с тобою вместе не езжу! — заявила Маринка.
— Ходить пешком полезно для здоровья, — поддержал Маринкину инициативу Сергей Иванович, — так обычные люди и становятся долгожителями.
— На автобусе будешь ездить, Марин? — спросил ее Ромка.
— А запросто! — лихо ответила Маринка. — И буду нормально себя чувствовать!
— А ведь этот Пузанов в СПАТП работает, — подло напомнил ей Ромка, — сядешь в автобус, а он как раз за рулем окажется. Вот тут-то ты и покатаешься. Подумай!
Маринка подумала и передумала.
— Оля, я пошутила насчет того, что с тобой не буду ездить, — сказала она. — Еще как буду, ведь теперь тебе в любую минуту помощь может понадобиться. Не дай бог, конечно.
— Позвони в это СПАТП, — сказала я.
— Что? — не поняла Маринка и недоуменно наклонила голову набок. — Что мне сделать?
— Позвонить в СПАТП, — повторила я.
— А зачем? — Маринка удивленно посмотрела на Сергея Ивановича, словно ожидая от него подтверждения моим словам или, напротив, совета не делать ничего.
Сергей Иванович срочно наклонился над своей чашкой, и Маринке пришлось слушать меня дальше.
— Представишься, скажешь, что Пузанов, в состоянии аффекта, но совершенно трезвый, приходил к нам и возмущался публикациями, — продиктовала я программу действий.
— Ну, скажу, ну и что? — все еще не понимала Маринка.
— Послушаешь, что скажут в ответ, — сказала я. — А вдруг он там и не работает? Нет там такого.
И этот вариант возможен.
Маринка, приоткрыв рот, посмотрела на меня.