— А ты знаешь, где он живет? — Маринка не хотела ехать и выискивала всяческие причины, чтобы оттянуть, а потом и похерить наш отъезд. Ее понять можно: я тоже здорово напугалась из-за всей этой истории с Пузановым, но, в отличие от Маринки, мне-то необходимо разобраться в этом деле и все.
— Адреса не знаю, — призналась я. — А узнать очень сложно?
Маринка задумалась.
— Справочная дает, кажется, адрес по фамилии, ты не помнишь?
— Какой телефон секретаря директора СПАТП? — спросила я.
— А зачем тебе? — переполошилась Маринка. — Она разговаривала со мною как волчица!
— Я скажу, что я родственница Пузанова, опоздала на похороны и потеряла адрес, — сказала я, — она мне его продиктует и еще объяснит, как удобнее добраться.
В общем, получилось так, как я думала. Единственным дополнением к моему плану явилось то, что секретарша адрес-то продиктовала, а потом напряженно спросила:
— Вы ведь из газеты, верно?
— Почему вы так думаете? — задала я неумный вопрос, сразу же себя и выдав. Но нужно понимать, что я растерялась: что это еще за телепатия по телефонному проводу? Однако в следующей же фразе я получила объяснение:
— Я знаю, что Коля Пузанов воспитанник детского дома. Нет у него никаких родственников.
Так вы из «Свидетеля»?
Пришлось признаться и прислушаться к тому, что мне скажут. А выдали мне следующее наставление:
— Пусть этот случай послужит вам уроком, девушка, — жутко назидательным тоном произнесла секретарша директора СПАТП, — бережнее нужно к людям относиться. А вы пишете, не думая ни о чем…
Я вежливо поблагодарила за совет и положила трубку.
— Что она сказала? — спросила Маринка, стараясь по моему лицу угадать результат разговора.
— Пожелала удачи, — буркнула я. — Так ты едешь со мной?
— А как же! И Виктора сейчас позову! — Маринка выскочила из кабинета, а я, взяв свою сумку и проверив, лежит ли в ней все, что мне нужно, пошла следом за Маринкой.
Я попрощалась с Ромкой и Сергеем Ивановичем, они мне пожелали ни пуха ни пера, я послала их к черту и спустилась вниз. Виктор получил, от меня ключи моей «Лады», и мы с Маринкой сели на заднее сиденье — там удобнее.
Николай Пузанов жил на окраине города, в районе тракторного завода. Места здесь самые непрезентабельные. Старые, облезлые панельные пятиэтажки росли в соседстве с чахлыми деревьями и дополнялись ободранными кустиками. Все как-то запыленно и убого. Одним словом, райское местечко.
— Здесь даже погулять негде, — заметила Маринка, выглядывая из окна «Лады», — понятно, почему Юлька по ночным клубам шастала. Скучно здесь.
Я промолчала.
Нужный нам дом стоял в ряду тоскливых пятиэтажек и ничем от них не отличался.
Виктор остановил машину на дороге как раз напротив двора дома номер десять по Пятому строительному тупику.
— Название тоже прихотливое какое-то, — меланхолично произнесла Маринка, прочитав табличку на доме.
Во дворе десятого дома гуляли несколько старушек с внуками, две молодые мамаши сидели на лавочке у первого подъезда и, покачивая коляски, негромко разговаривали между собой.
— Пошли к девчонкам, — предложила Маринка, — с ними проще найти общий язык, а эти бабки как начнут разводить, так и сама забудешь, что хотела от них узнать.
Я молча вышла из машины, не торопясь, направилась к дому. Маринка догнала меня через несколько шагов.
Мы подошли к первому подъезду и сели на лавочку. Мамаши покосились на нас, продолжая разговаривать. Тема, занимавшая их, была, как водится, тряпочная и жутко неинтересная.
Я покосилась на Маринку, та пожала плечами.
Я поняла, что начинать придется мне.
— Извините, девушки, — сказала я. Мамашки замолчали и выжидательно посмотрели на меня, — тут, говорят, вчера похороны были.
— Ну да, — сказала ближайшая ко мне, белобрысая, полная, с красными пятнами на лице, — Юлька из второго подъезда повесилась. Наша ровесница. Такое несчастье случилось.
— Да довели ее, вот и все, она и не выдержала, — вступила в разговор ее соседка, худая нервная шатенка с короткой стрижкой. — Козлы эти и довели.
— Какие козлы? — наивным тоном девочки-одуванчика спросила Маринка.
И тут позади нас прокукарекал петух. Мы удивленно обернулись. Позади нас в палисаднике спокойно бродили две курицы и один петух.
— Ух ты, — сказала Маринка, сама перебивая ответ на свой вопрос, — а тут деревня рядом?
— Какая деревня? — усмехнулась белобрысая. — Это старуха из последнего подъезда на балконе развела себе курятник. Там у нее курятник, а здесь получается выпас. Житъя нет ни днем, ни ночью. Мы хоть наискосок от нее живем, а те, кто под бабкой, те постоянно это «кукареку» слышат.
Но куда ж деваться!
— А что вы говорили про эту Юлю? — напомнила я. — Вы сказали, кто-то довел. Как это «довел»?
— Да в газете ее пропечатали в одной, — сказала худая шатенка, — чуть ли не как проститутку ославили: и гуляет она, и трахается за деньги, и мужа своего Кольку ругает, и такая и сякая. Короче, кто-то ей подлянку подпустил, вот она и не выдержала. Еще бы: весь город, поди, читал; это ж с ума сойти можно. Как потом людям в глаза смотреть?!
Мы с Маринкой переглянулись. Я ничего не поняла, если честно. Маринка, похоже, тоже.
— Что, прямо так и было написано, — переспросила Маринка, — прямо проституткой назвали?
— Ну, проституткой не проституткой, но что гуляет с мужиками — это прописали точно, — подтвердила белобрысая.
— А вы сами читали? — осторожно спросила я.
— Я — нет, — призналась белобрысая, — мне рассказали.
— Да эту газету теперь хрен найдешь, — вмешалась шатенка. — Все ж прочитать хотят, вот и расхватали. Юлька, значит, перед тем как повеситься, написала записку, что, типа, не могу жить с такой славой, стыдно и прочее. И газету эту рядом с запиской положила, чтобы понятно было… Колька, муж ее, так плакал…
— Да, — поддержала ее белобрысая и сильнее закачала свою коляску, — жалко парня. И нормальная же семья была. Кто-то позавидовал.
— Или сглазили, — сказала шатенка, — это, может, Юлькина мать.
— Да ты что? Против своей родной дочери такое задумать? — ужаснулась белобрысая, подумала, привстала и поправила одеяло на своем ребенке.
— А она не против дочери, а против их семьи, — важно произнесла шатенка, — а порча, значит, и перекинулась на Юльку. Вот в прошлом году, помнишь, у Петровны сын утонул? Это она к экстрасенсу ходила и просила, чтобы тот его от запоев вылечил, ну тот и вылечил. Сашка теперь уж точно не пьет.
Мы с Маринкой еще раз переглянулись и встали. Больше здесь узнавать было нечего, узнали все, что было нужно, и даже чуть-чуть лишнего.
— Спасибо, — сказала я мамашкам и пошла обратно к «Ладе».
— Ну, что скажешь, подруга? — спросила я у Маринки, когда мы отошли на несколько шагов.
— А что я скажу? — переспросила Маринка, вздрагивая от очередного «кукареку». — Кто-то отпечатал один номер нашей газеты и подсунул этой Юльке, вот она и того… понервничала.
— Какой номер? — не поняла я.
— Ну, такой же, как и наш, только статью новую всунул, где про Юлю Пузанову написал всякие гадости.
— Не забывай, — напомнила я, — что газету нам принес сам Николай, и она была та самая, что делали мы, ничего лишнего. По логике, он должен был прийти ко мне именно с тем номером, на который и ссылалась его жена.
— Может быть, в этом номере еще какая-то статья есть, — заупрямилась Маринка. Ей понравилась ее версия. — Просто мы не в ту смотрели.
Я помню этот номер, там еще Ромкина статья есть.
И моя, кстати. Но я писала про дома, представляющие историческую ценность, и про кредиты по траншу Министерства культуры, — тут же уточнила она.
Мы подошли уже почти к самой «Ладе», как вдруг справа от нас послышался какой-то крик. Но это уже было не «кукареку», а что-то человеческое и не очень приятное.