Гарик поперхнулся. Леша поднялся, но заметив насмешливо приподнятые брови Рудинского, снова сел на кровать.
— Бабуль, я на минутку на улицу отлучусь!
Девушка набросила на плечи бабушкин пуховый платок, сунула ноги в бурки и, бросив украдкой взгляд на занавеску, вышла из дома.
Солнце уже зашло за горизонт, но его последние лучи размытыми золотистыми красками пронзали густую синеву неба. Сгущались тени, искрился снег, зажигались первые звезды. И была во всем этом такая невероятная торжественность. Таинственность сказки. Очарование тишины. Необъяснимое чувство свободы было почти осязаемо. Покоем и умиротворенностью дышало все вокруг. Мира любовалась пейзажем и испытывала непередаваемый восторг. Мир походил на ожившие картины.
Спустившись с крыльца, девушка быстро сбегала в уборную. Задержавшись у забора, отделяющего двор от огорода, постояла немного, вглядываясь в темнеющую громаду леса вдали. Где-то там, за огородами, лугом, речкой, под надежной защитой леса, раскинулся хутор. А в нем обитал неизвестный, отчего-то вдруг заинтересовавшийся деревней и домиком ее бабушки. Или, может быть, совсем не этим?..
Страх пробежал мурашками по Мириной спине. Сорвавшись с места, она бросилась обратно в дом.
Ребята пили чай в передней комнате, дружно устроившись за столом. Баба Нина сидела на маленьком табурете перед грубкой и задумчиво шевелила кочергой тлеющие угли.
Мира, принципиально не глядя на гостей, сбросила платок и бурки и протопала в дальнюю комнату, не увидев, как те одновременно повернули головы в ее сторону, потом подошла к бабушке и, присев рядом на корточки, протянула руки к теплу.
— Унучачка мая, накладывай кашы сабе! — повернулась к ней баба Нина.
— Она уже готова?
— Канешне, гатова. У печы, за заслонкай, блізенька стаіць!
Девушка кивнула, подошла к печи, открыла заслонку, взяла ухват, стоявший тут же в углу, осторожно, боясь обронить чугунок, вытянула его. Сходила за тарелкой и стала накладывать себе пшенной каши, ароматной, рассыпчатой, с хрустящей корочкой.
— Степик, может, ты нас познакомишь с девушкой? — не выдержал Гарик.
Мирослава и бровью не повела, хоть и услышала.
— Мир, ну и сколько ты будешь бегать туда-сюда? — обратился к ней тогда братец.
— А я разве бегаю? — удивленно захлопала глазами та, обернувшись. — Я по делу хожу!
— Ну, так уже перестань ходить и садись с нами за стол!
— Вам там самим тесно!
— Мы подвинемся! — подал голос Леша Поляков — блондин с модной стрижкой и голубыми глазами. Он вскочил со стула, вежливо освобождая место девушке.
— Говорят, в тесноте, не в обиде! — добавил широкоплечий брюнет. — Вы не стесняйтесь, мы нормальные парни и не обидим вас!
— А я и не стесняюсь! Просто не хочу мешать вашей мужской компании! — сказала Мира.
— Что вы, наоборот! Нашей мужской компании как раз и не хватает общества прелестной девушки!
— Гарик, а не ты ли полчаса назад уверял, что подустал от девчонок! — поддел его Степик.
— Так я еще не знал, что меня ожидает… — невозмутимо парировал Гарик.
— Степик, ты бы принес из дальней комнаты табурет, или Леша так и будет стоять? — пропустив мимо ушей перебранку парней, произнесла Мира и перенесла тарелку к столу, а потом и большую кружку с чаем.
— Леха, сходи за табуреткой! — кинул тому Рудинский. — Что ты стоишь, как будто в первый раз здесь!
Поляков принес табуретку.
— Давайте знакомиться, что ли! — тут же заговорил он. — Меня Лешей зовут, а ты Мира, да? Я помню тебя маленькой девочкой, с хвостиками, ты вместе с бабой Ниной приходила к нашей бабушке!
— И я тебя помню, — улыбнулась ему девушка.
— А я Гарик, — не отставал от него брюнет. — Вы меня, конечно, не знаете, я здесь впервые, но уже наслышан о вас.
— Мира.
— Будем знакомы, Мира! А ты гнус, Степик! — упрекнул друга Гарик. — Тебя послушать, так выходит, что тебе пришлось здесь нянчиться с малым дитятей!
— Степик, как ты мог! — добавил Леша.
— Да ладно вам, хватит прикалываться! Год назад она и была ребенком, откуда ж я знал, что снова увижу ее уже вот такой!
— Это комплимент, Степик? — невинно поинтересовалась Мирослава.
— Комплимент, — нехотя отозвался тот.
— А чем ты, Мира, занимаешься? — спросил ее Гарик.
— Учусь в одиннадцатом классе. И, опережая твой следующий вопрос, отвечаю: не знаю я, куда пойду учиться после и кем хочу стать. Как-то я со всем этим еще не определилась.
— Ты, что же, может, вообще никуда не собираешься поступать? — покосился в ее сторону Рудинский.