И, ничего больше не сказав, ушла, захватив пропуск. А Куд, весь взъерошенный, так и остался сидеть на полу. Безрукий бесполый ребенок со спутанными волосами до плеч. Не то мальчик, не то девочка, не то что-то среднее. Он встряхнул головой, отгоняя эти мысли, и побежал на кухню в надежде, что ежедневный омлет с ветчиной и хлебом еще не остыл — сегодня Куд поднялся раньше, чем обычно.
Звонок в дверь застал его врасплох. Хельга велела никому не открывать и вообще затаиться так, чтобы никто не допустил и мысли, что дома кто-то есть. И Куд замер. Тихо сел на пол, начал сверлить дверь взглядом, про себя умоляя пришедших уйти. Но звонки продолжались. Куд подумал, что, наверное, это все-таки хуже, чем крики его матери, просыпающейся иногда от кошмаров. Стоило ему об этом подумать, как звонки прекратились. До ушей донесся самый отвратительный звук, который Куд когда-либо слышал: скрежет открывающегося замка. Когда рука, пролезшая в щель между дверью и косяком, сорвала с глазка наклейку, мальчик едва сдержался, чтобы не заорать, и бросился прочь, ныряя в кладовку за мешок с картошкой.
* * *
Голове было неприятно прохладно, уши ощущали каждое дуновение ветра. Нина чувствовала себя лысой, хоть и знала — ее обрили не налысо. Небольшой ежик оставили, хоть девочка и была против. Ей ужасно нравились длинные волосы. Но Джонатан, не обращая внимания на протесты Нины, обрил ее на следующее утро, сказав, что лучше это сделает он, чем те, кто может не моргнув глазом покалечить Нину. Про этих «тех» он ей ничего так и не сказал.
Нина вышла из дома впервые за почти пять лет. Она ужасно нервничала, шарахалась от каждого звука и грызла ногти, а Саара постоянно била девочку по рукам. Несильно, но каждый раз с большим и большим раздражением.
— Няня, куда мы едем? Няня, а почему я должна?..
— А ну замолчи, я тебе сто раз говорила, что, куда и зачем, — по слогам произнесла Саара, тыча пальцем Нине в лоб. — И прекрати уже грызть ногти, у тебя все пальцы в крови! И не пищи, сделай нормальный голос.
— Ой… — девочка смутилась и опустила голову —она и не заметила, что перестаралась. Потом прочистила горло и спросила на тон ниже: — Но я все равно не понимаю, зачем куда-то идти? Почему нельзя остаться? И в этих очках неудобно. У меня голова болит. Папа, можно мне их снять?
Джонатан не ответил — не успел ответить. Их с Ниной имена высветились на табло, и он обернулся на Саару, которая вдруг дернула Нину на себя.
— Дай хоть попрощаться, — одними губами прошептала она, после чего снова заплакала и почти закричала: — Обещай, что с ней все будет в порядке!
Джонатану хватило лишь взгляда, чтобы понять: у тетушки началась истерика. Он только поджал губы и, вцепившись в Нину, которая дернулась было в сторону няни, торопливо зашагал через контрольный пункт под подозрительные взгляды работников аэропорта. Саара не могла двинуться с места и только тянула руки вперед. Девочка разрывалась между няней и отцом. Все произошло слишком быстро. Нина не успела даже испугаться, а задавать вопросы — она не знала, какой из тысячи вскруживших голову вопросов задать.
— Простите, — охранник преградил им путь, заставляя остановиться. — Можно ли ваши документы и?.. — он замолчал, когда Джонатан достал пропуск из Юсты. Стандартная проверка документов — дань былой переполненности аэропорта — прошла в гробовом молчании. Ни Саара, ни работники не могли остановить Джонатана, уполномоченного «ищейку» Юсты, нашедшего не-человека, подлежащего изъятию из общества. Нину.
— Джо, пообещай, что она там будет счастлива...
Нина побледнела и попыталась вырваться, наконец поняв, о чем речь, но мужчина почти грубо встряхнул девочку. А потом едва заметно сжал ладонь, пытаясь донести до Нины одно-единственное слово «пожалуйста». И Нина почувствовала. Нина опустила руки и голову, ссутулившись.
Молодая девушка, проверявшая документы и не нашедшая ни одной причины не пропускать пассажиров на борт, нехотя протянула Джонатану бумаги. Мужчина, минуя усталые лица работников, пошел к автобусу.
— Кем вам приходится ребенок? — донеслось ему вслед от охранника, который поддерживал готовую рухнуть Саару.
— Моей дочерью, — глухо отозвался Джонатан, точно зная, что вопрос адресован не ему. Саара, закрыв глаза, криво улыбнулась, все-таки оседая на пол. Джонатан больше не оборачивался. Нина молча плакала, осознавая, что это было прощанием. Так внезапно, неправильно, нелогично — она не готова. Ее не предупредили, что Саара не поедет с ними. Ей никто не сказал, что все выйдет вот так. Никто не сказал, что придется вернуться в Юсту.