— Что тут происходит? — удивленно спросила Ивэй, ловя Юго за пухлые плечи. — Нина?..
— Отведи меня к папе! Я должна с ним поговорить!
Нина едва не плакала. Только злость на близнецов, на Джонатана и Ивэй, которая молчала в ответ и не двигалась, не давала ей разреветься. Нина пообещала себе, что не будет реветь. Она ведь сильная, она заслуживает хотя бы встречи!
— Я поговорю с ним сегодня, — донеслось до ее ушей. И прежде, чем Нина успела вновь открыть рот, Ивэй повысила голос: — Если мне удастся, он сам сюда завтра придет. А выпускать тебя дальше столовой я не имею права. Так что жди. Просто жди.
И Нина не сразу, но понуро кивнула. Юко спрыгнул с ее спины.
День прошел как обычно, разве что Нина была задумчивей и молчаливей, чем всегда. Она будто спонтанно вспоминала об утреннем разговоре, замолкала на полуслове и уходила в себя. Ненадолго, буквально на несколько секунд, но это не давало Ивэй покоя. Когда женщина вернулась домой, она долго не могла подобрать слов для начала разговора. За нее это внезапно сделал сам Джонатан, поинтересовавшись, как там Нина. Ивэй ошарашено ответила, что как обычно, а потом несмело, понемногу начала рассказывать обо всем. Джонатан слушал, и когда в конце узнал, что Нина все еще желает с ним встретиться, как-то странно улыбнулся.
— Тогда я, пожалуй, зайду завтра. Не к ней. Ко всем вам, — вдруг сказал он и протянул руку к Ивэй, заставляя ее приблизиться.
Он долго рассматривал чуть выступающие вены на тыльной стороне ее ладони и запоминал тепло кожи. Ивэй, затаив дыхание, наблюдала за странным поведением мужа, а потом высвободила руку и нетерпеливо подняла его лицо за подбородок.
— Что случилось?..
Джонатан, увидев, насколько Ивэй напугана, кивнул, подтверждая ее невысказанные опасения, и ответил:
— Я зайду попрощаться с вами.
* * *
Ей было трудно смотреть на это место даже спустя двадцать четыре года, но Хельга держалась. Только рука сильнее стискивала плечо ребенка, а перед глазами все плыло, будто в бреду. То, что она пережила, когда была едва ли старше Куда, оставило неизгладимый след и в душе, и в сознании. В тринадцать лет она потеряла все: поселок на самой окраине, в котором она жила с родителями и двумя старшими сестрами-двойняшками, был сметен огнем всего за ночь, и виной этому оказался поджог одного из домов. Хельга до сих пор помнила, как на ее глазах горели заживо родные. А она, сидя на снегу, могла только в оцепенении смотреть на огонь и слушать их крики. На пару с истекающей кровью сестрой. Только они сумели выбраться через решетку на окне — входную дверь уже объяло бушующее пламя.
Сейчас, стоя на давным-давно остывшем пепелище, которое почему-то до сих пор не снесли, Хельга опять услышала их голоса, зовущие на помощь, и закрыла уши руками.
— Это было двадцать четыре года назад, — говорить ей было трудно, но необходимо, чтобы голоса не затмили разум, и Хельга боялась замолчать. — Тоже зимой, в декабре. Здесь жили твои бабушка с дедушкой. И две тети… Когда-то, — она поморщилась и пошатнулась. Куд смотрел на мать, не решаясь до нее дотронуться: она строго-настрого запретила к себе прикасаться. Боялась, что снова ударит сына.
Хельга сделала шаг к руинам когда-то уютного дома с вишней в саду, но, не пересекая границы двора, присела на корточки, когда ноги подкосились и ослабли. И замолчала, все еще зажимая уши руками и глядя на дом. Куд остался топтаться на месте, борясь с желанием прекратить все это и просто вернуться. Хотя бы в отель.
— Мама и Хильда, — продолжила Хельга, — сгорели вместе с отцом. Мы с Тильдой выбрались, но сестра не выжила — ожоги. Я помню, как в мою палату ворвалась медсестра и сказала об этом... В тот же день меня забрали в психушку, а потом переправили в другой город. Так говорят, я не помню. Я вообще ничего, кроме огня, криков, запаха гари и горящей плоти, не помню... С тех пор я не возвращалась сюда. Даже с Тиммом.
Женщина закусила губу и, погрев дыханием руки, полезла за сигаретами, попутно сильнее кутаясь в куртку. Она едва ощущала границы собственного тела, но ясно чувствовала чуть испуганное спокойствие сына, застывшего позади. Куд подпростыл и дышал ртом, постоянно шмыгал и кашлял — это отвлекало от голосов в голове. Давно она их не слышала. С тех самых пор, как увлеклась когда-то наркотиками и прогнала их.