Куд наконец-то понял, почему Хельга так боялась огня, почему яростно отказывалась зажигать свечи, когда отключали электричество. Все встало на свои места. Получив молчаливое разрешение — лишь опущенные веки и слабая улыбка, — мальчик толкнул боком ржавую калитку и несмело зашел в опустевший и давно разворованный двор. Сердце колотилось то ли от страха, то ли от волнения, и Куд крутил головой, стараясь запомнить каждую деталь. И черный дом с обвалившейся крышей и пустыми окнами, и заросший сад, и покосившиеся ворота. Взгляд зацепился за невидимую с улицы припорошенную цепочку следов, ведущую за угол, к входу в дом, и Куд, еще раз оглянувшись на Хельгу и дождавшись ее бездумного машинального кивка, погреб ногами по еле видным ямкам. Когда они закончились — внезапно, будто кто-то передумал идти дальше, — под ногой хрустнуло, и мальчик увидел замерзшие цветы. Букет, возложенный на порог бывшего дома. Судя по всему, на годовщину гибели семьи его матери.
«Мы с Тильдой выбрались, но сестра не выжила... Я помню, как в мою палату ворвалась медсестра и сказала об этом... С тех пор я не возвращалась сюда», — прозвучал голос Хельги в его голове. Куд сделал еще шаг назад, а потом, с трудом подобрав букет и зажав подмышкой, неуверенно вернулся к скрючившейся на снегу Хельге, в душе ощущая прилив надежды.
— Мам?..
* * *
Весть о переводе Джонатана на восток, где будет строиться целый город Юсты, стала неожиданностью для всех. А для самого мужчины и вовсе шоком.
Он выполнил свое обещание и действительно пришел на следующий день в комнату детей вместе с Ивэй. Дети замерли, уставившись на него, Джонатан тоже не спешил делать первый шаг. Он смотрел в глаза слепой Нины, считал ее медленные вдохи и секунды. И она сдалась первой. Девочка поднялась и, чуть подняв руки, пошла к отцу, гадая, что дальше. Она так волновалась, что совершенно забыла о близнецах, сидящих прямо на ее пути, и, когда об одного из них запнулась, с приглушенным воплем упала.
Прямо в руки машинально дернувшегося к ней Джонатана.
— Осторожней… —Нина затаила дыхание, когда он убрал с ее лица волосы, отросшие почти до середины спины. — Принцесса.
И Нина, с самого возвращения в Юсту не получавшая от Джонатана ни капли внимания, неожиданно разревелась в голос и вцепилась в отца изо всех сил. Джонатан чуть нервно рассмеялся и расслабился. Права была Ивэй тогда: все это не зря. И появление не-людей в его жизни не было ошибкой.
Эти проводы были неловкими, немного нелепыми и грустными. Все пытались наверстать упущенное, поговорить обо всем, о чем молчали год с лишним, убедить друг друга и себя в том, что все в порядке. Теперь в порядке. Джонатан даже попросил Нину сыграть ему что-нибудь на скрипке, и девочка, волнуясь, дрожа всем телом, сыграла все мелодии, какие знала, без ошибок. Потом скрипку перехватил Эммет, соскучившийся по музыке. И хоть инструмент был для него маленьким, он играл, не замечая этого. А Нина и близнецы пели. Джонатан долго хвалил детей и просил выступления на бис, пока не-люди не охрипли окончательно, а Эммет не устал вспоминать давно забытые мотивы.
— Папа, — Нина оперлась руками о бедра мужчины и будто заглянула ему в глаза, понизив голос так, что никто, кроме Джонатана, ее не услышал: — А вы с Кудом помиритесь? Правда ведь помиритесь? Пожалуйста…
— Да… — неуверенно отозвался мужчина. — Я с ним… поговорю. Наверное.
Ответом ему были теплые объятия. Увидев, как Нина виснет на шее отца, близнецы тоже бросились обниматься. Просто за компанию. Просто чтобы Нина опять не разревелась от наплыва чувств. А позже к ним присоединилась и Ивэй. Эммет фотографировал все это действо. Его напарница повисла на спине мужа рюкзаком, крепко ухватившись за шею, Нина — на левой руке, а близнецы — на ногах. Джонатан кривлялся, и на фотографии, где все смотрят в камеру, он запрокинул голову, закатил глаза и высунул язык. Вышла крайне забавная гримаса. Просто чтобы на фотографии не было видно его покрасневших глаз.
А поздно вечером, когда детей укладывали спать, Нина еще что-то сказала Джонатану. Он пришел в смотровую комнату, где взрослые решили продолжить проводы, со странной улыбкой и пожал плечами.
— Боюсь, мне уже пора. Я все-таки пообещал ей кое к кому заскочить… извиниться.