— Давай так, Куд: если ты окажешься прав, я позволю вам с матерью на один день съездить домой. А если Нина все-таки позвонит, то ты будешь ходить ко мне дважды в неделю, а не один раз, идет? — мужчина хитро улыбнулся, делая вид, что им овладел азарт. И это помогло: Куд опять повелся.
— Идет, — с важным видом выдал мальчик.
— Тогда пойдем, я отведу тебя обратно. Срок: неделя.
Когда Куд вернулся в палату, он выглядел не таким мрачным, как во время ухода, и Хельгу это насторожило.
— Ну? — она сложила руки на груди. — Что там было?
Куд, следуя всем рекомендациям врача, рассказал матери и о разговоре с Ниной, и о сделке с доктором. Хельга с каждым словом бесилась все сильнее.
— Ты что, дурак? Он же тебя развел как раз-два! Ежу понятно, что она позвонит!
Она подошла к Куду, который, опустив голову, что-то бормотал про выходной, и дала ему подзатыльник. Но после, отдернув руки, несмело обняла: она помнила правило — обнимать, когда хочется ударить. Железное правило, которому она обязана была следовать, чтобы их с Кудом не разлучили. Хельга знала, что в палате спрятана камера. И была уверена, что за ней следят круглосуточно.
Звонок раздался на следующий день. Ошалевший Куд, уже приготовивший тысячу извинений, вихрем влетел в кабинет доктора и начал было тараторить в трубку, но вместо Нины услышал Ивэй. Та была очень на него зла. Опасения Куда подтвердились: Джонатан разочарован. Ивэй, как показалось мальчику, тоже. Она говорила, что ему следует сначала думать, а потом говорить, обращать внимание на то, что происходит вокруг, слушать людей, в конце концов. Но Куд почти ничего не слышал — у него невыносимо звенело в ушах, а голова вдруг начала болеть. Ему было плохо. Он был готов поклясться, что никогда не покинет лечебницы, лишь бы голос Ивэй замолк, а вместо него появился голос Нины.
Хельга, которая пошла вместе с Кудом, видела, как ее сын что-то выслушивает, с каждой минутой все больше напоминая ей побитую собаку. А потом Куд молча отдал телефон, когда из трубки стали доноситься гудки, и, немного шатаясь, не обращая ни на кого внимания, вернулся в палату и зарылся в одеяла. Тогда Хельга сделала вид, что не слышит тихих всхлипов мальчика. Она осознала, как ее сыну дорога Нина. И сколько Куд отдал, лишь бы не оставлять ее одну. Женщине стало стыдно и гадко на душе. Ей захотелось курить. Ей просто жизненно необходимо была нужна сигарета.
Всю следующую неделю ни она, ни Куд, ни врачи не поднимали тему телефонов, семьи, обещаний. Куд был сам не свой и все время проводил в кабинете доктора, где ему позволили сидеть в кресле и не мешать. Пару раз он просил, чтобы телефон принесли в палату, но ему отказывали. Мальчик ждал и молился, чтобы Нина позвонила — теперь ему это было нужно, как воздух.
"Ведь если и она думает так же..." — Куду не хотелось об этом думать. Потому что если и Нина разочаровалась в нем, если и она от него откажется, он останется с одной лишь Хельгой. И сойдет с ума в этой психушке. Ведь никто-никто не будет ждать его снаружи. Ему просто незачем туда стремиться.
В тот день, когда заканчивалась отведенная доктором неделя, Куд с самого утра сидел в кабинете доктора, хотя до этого приходил лишь после обеда, и сверлил взглядом телефон с проводом-спиралью. Рядом сидела и читала книгу Хельга, делая вид, что ее не заботит слишком тяжелая атмосфера и недовольство доктора.
— Куд, время уже позднее... Боюсь, ты был... — мужчина не успел закончить — телефонная трель едва не стала причиной его инфаркта. Хельга выронила книгу и начала ругаться и злиться, а Куд, подскочив, умудрился сам снять трубку, даже не потрудившись узнать, кто звонит. Но он не ошибся. На том конце провода робко прозвучал голос Нины: "Здравствуйте, а можно Куда?.."
Тогда Куд впервые за пять лет плакал перед девочкой и, совсем ее не слушая, безостановочно просил прощения. Нина сначала отнекивалась и пыталась привести Куда в чувство, но, потом просто начала соглашаться с каждым его словом. Куду нужен был только голос Нины. Лишь ее прощение.
— Мы же друзья? Мы ведь всегда будем друзьями? — спросил он, когда немного успокоился спустя полчаса, и опасливо взглянул на доктора — но тот не спешил ничего делать, лишь наблюдая со снисходительной улыбкой.
— Конечно. А ты думал! Ну, обиделась. Это ведь ничего не значит. Совсем ничего.
— Спасибо, — проскулил Куд, падая набок и зажимая телефон между щекой и полом. — Даже если я останусь здесь?..
— Конечно, — Нина погрустнела. — Я же знаю, как ты любишь маму... — о том, что она не понимает такой любви, Нина решила умолчать.
— Спасибо... Расскажи мне что-нибудь, пожалуйста.
Они разговаривали долго, больше часа — Нина четырежды просила Ивэй подождать и дать ей договорить. Хельга, глядя на Куда, которого колотило от пережитых эмоций, на доктора, который улыбался то ли тому, что оказался прав, то ли тому, что видел, курила сигареты, которые взяла у врача, в форточку. По ее легким растекалось спокойствие.
А когда Куд вернулся в палату, женщина забралась на подоконник и открыла окно, впустив в помещение мороз. Мальчик долго глядел на тлеющую в руках матери сигарету. И Хельга, заметив это, вздохнула и протянула ее сыну.
— Когда-нибудь ты назовешь меня самой отвратительной матерью из всех, — предупредила она. — Но тогда я отвечу, что ты во всем виноват сам, — женщина аккуратно поднесла сигарету к губам ребенка, и Куд, бездумно кивнув, закрыл глаза и вдохнул дым. Он надрывно кашлял, но хватался за сигарету и вдыхал еще и еще, чтобы растянуть это чувство и запомнить его во всех красках. Пока по легким Куда разливался яд, по его венам растекалось умиротворение.
Запись восьмая. Ноябрь — начало февраля. Юста и ключ
Оз балансировал на грани обморока. Он просто не хотел верить в то, что видит, но открывшаяся картина была, будто в издевку, настолько яркой и однозначной, что зацепиться парню было просто не за что. Юста, чертова Юста, до которой он добирался полтора года, рискуя всем, что есть на планете: собой и мечтами оставшихся разумных существ, Юста, на которую возложил столько надежд, этот исток... Пуста. И разрушена. Стерта с лица планеты. Оз видел лишь остатки сожженных руин некогда и так крохотного городка и сровненный с землей центральный квартал, принадлежавший самой компании. И не верил в то, что это реальность. Не верил разумным доводам собственного мозга: здесь даже чудом ни черта не осталось.
— Какой ужас... — пробормотала Эмма-02, подъезжая ближе и фиксируя данные. — Здесь что, был ядерный удар? Хотя нет, показания радиации в норме... — она вернула Третьей небольшой прибор и обернулась, обводя взглядом городок, затаившийся в низине между невысоких гор. — Что же тут случилось?
Оз закрыл глаза и, помотав головой, опять уставился на заснеженные кварталы с твердым намерением найти хоть что-то, оправдывающее весь этот путь. Даже поднес к стеклу шлема уже наизусть выученную фотографию, сравнивая то, что было полтора века назад, и то, что есть сейчас. Вместо упорядоченных в четкие и красивые кварталы аккуратных трехэтажных домов с просторными дворами и посадками вокруг — лишь разбросанные коробки с черными дырами-окнами, закоптившимися стенами и выбитыми дверями. Вместо скверов и парков — дикие заросли кривых деревьев, корчащихся на неплодородной земле в попытках выжить. Все это: и дома, и посадки, и дороги, взрытые корнями и усыпанные обломками, — похоже на монстров, которые выползли из-под земли, но сгорели под солнцем, крича в агонии. Они давно лишились всех клыков и теперь только открывали безобразные, но уже бесполезные рты. Четыре трубы огромной котельной, видимо, обеспечивавшей теплом весь городок, рядом с кратером угадывались только по четырем грудам камней и местоположению на фото, а само здание давно лишилось части крыши и одной из стен так, что парень видел, как снег укрыл давно вышедшее из строя оборудование. Будто стыдливо. Словно говоря: "Не смотри сюда". И Оз перестал смотреть, смял фотографию и затолкал ее в карман. Производственные помещения — замаскированные когда-то под жилые кварталы коробки — почти полностью сохранились, но Озу подумалось, что это только видимость, декорации. В этом месте не было ничего ценного. Совсем ничего.