— Она, конечно, держится молодцом, но не давите на нее сильно. Все-таки не забывайте, что ей почти восемьдесят, — наставляла Нину Аманда — женщина, которая приехала встретить ее. Наемная сиделка ее няни. — Она почти не встает с постели. Я несколько раз уговаривала Саару переселиться в дом престарелых, но тщетно! Она и слышать об этом не хочет и делает вид, что года ей нипочем! Шесть лет назад вон сломала ногу. Бедренную кость — до сих пор заживает. У стариков, знаете ли, все заживает гораздо медленнее.
Нина, спешащая за болтливой женщиной, не верила своим ушам. Не хотела верить, но что-то внутри подсказывало, что это правда: ноги у Саары и Ивэй слабые.
Няня позвонила ей еще перед вылетом — как раз, когда Куд с Немо ушли — и предупредила, что в аэропорте ее встретит Аманда. И, выйдя из здания, Нина начала искать глазами женщину, в руках которой должна была быть табличка с ее именем. Аманда оказалась приветливой, но ворчливой и болтливой. Она знала, что Нина не-человек, но не проявляла к ней неприязни и даже старалась не глазеть, хоть иногда и не могла себя одернуть. И Нина, натерпевшаяся шепотков и тычков пальцами в самолете, была ей за это благодарна.
— Почему она отказывается переселиться? Там о ней не будут заботиться?
— Наоборот! Все условия для счастливой старости без нужд! Но Саара убеждена, что если умирать, то дома.
Нину передернуло, и она больше не задавала вопросов. Аманда, осознав, что ляпнула лишнего, неловко замолчала и после минуты тишины, прерываемой только гулом двигателя машины, включила радио.
Как только открылась дверь квартиры, Нина отшатнулась от запаха лекарств и чего-то еще. Она не знала, что именно так пахнут квартиры стариков, но, едва вдохнув спертый воздух, поняла, что это. Саара лежала в своей спальне, укрытая одеялом, и недовольно смотрела телевизор потухшим и безразличным взглядом человека, который уже не живет, а лишь существует. Как только Нина вошла, едва волоча ноги и стараясь не упасть в обморок, старая женщина немного просияла.
— Девочка моя! — запричитала она, целуя девушку в обе щеки и обнимая слабыми иссохшими руками. — Так ты исполнила свою мечту... Прекрасные глаза, дорогая. Боже мой, какая ты стала взрослая... Сколько тебе? Двадцать?
— Двадцать восемь почти, — слабо улыбнулась Нина, ужаснувшись догадке няни: неужели Саара стала слаба умом?
— Двадцать восемь... — женщина побледнела. — Надо же, как время летит...
Они говорили о многом, и Аманда трижды приносила им чай. Саара интересовалась, чем занимается Нина, как изменилась ее жизнь в Юсте после того, как девушка обрела зрение, спрашивала о других, но совсем не рассказывала, как живет сама, — ее жизнь ограничивалась разговорами с сиделкой и просмотром телевизора вот уже двенадцать лет. Нина улыбалась и делала вид, что все хорошо, давилась чаем и сладостями, через силу вдыхала здешний воздух и старалась не смотреть на няню. Когда Саара неожиданно вспомнила о музыкальных навыках девушки и попросила сыграть, Нина обнаружила, что крышку пианино не отрывали уже много-много лет: Аманда нашла там серьгу старушки, которую они потеряли больше десяти лет назад.
Вечером, когда Саара, уставшая от счастья и потрясений, уснула, а Нина устраивалась в своей старой комнате рядом с Амандой, девушка не выдержала и разрыдалась. Женщина, совсем чужая и ей, и Сааре женщина нежно обняла ее плечи и прижала лицо к своей груди, успокаивая. Она понимала, каково Нине. Она совсем забыла, что Нина не-человек.
— Скажите, Аманда, — заикаясь, прошептала девушка. — Сколько ей осталось?.. Там, в доме престарелых, она проживет дольше?
Но Аманда не ответила, и крепче сжатые пальцы на спине сказали Нине больше, чем слова.
* * *
Куд боязно протянул руку, на всякий случай одетую в перчатку, мужу матери, и тот неуверенно и неохотно, но пожал ее. Хельга, растерявшаяся и обалдевшая от происходящего, знакомилась с Немо.
— Ну... — неуверенно протянул не-человек, не зная, с чего начать, — как-то так. Его зовут Немо. Немо, познакомься: это бабушка Хельга, — добавил он на восточном языке.
— Баа Хи, — послушно протянул ребенок, и женщина не смогла сдержать стона умиления. Мужчина нахмурился и, вопросительно взглянув на Куда, постучал пальцем по виску. Тот кивнул, подтверждая догадку.
—Немо, значит. Красивое имя, — слабо улыбнулась Хельга, когда подняла глаза на сына. Они с Кудом несколько секунд молчали, глядя друг на друга, а потом одновременно рассмеялись и расслабились. Мужчина фыркнул и пригласил всех в дом — ему надоело стоять на пороге.
Хельга сразу начала общаться с Немо, как заботливая бабушка, будто пыталась восполнить то время и ту любовь, что не отдала сыну. Куд понимал это и не обижался. Он был рад, что его самый близкий человек принял ребенка, который покорил его сердце.
— Мама, — позвал он с усмешкой, когда увидел, что она уже устала от Немо, который разыгрался и начал хулиганить, — оставь его. А ты, — он ткнул пальцем ребенку в лоб, прямо между бровей, — будешь плохо себя вести, накажу, понял?
И Немо, вжав голову в плечи, тут же стал спокойным и послушным. Хельга долго рассматривала сына непонятным взглядом, но молчала. Потом Немо снова позвал ее смешным прозвищем "Баа Хи", и все мысли улетучились: женщина принялась играть с милым пузатым ребенком.
Ночью Хельга как можно аккуратней выбралась из-под одеяла и на цыпочках вышла из спальни, чтобы не разбудить мужа: она почувствовала знакомый запах и давно забытое желание. Она нашла Куда на балконе курящим и задумчиво глядящим вниз, на пустую, будто застывшую улицу, по которой гуляли лишь ветра. Куд снял рубашку с длинными рукавами, оставшись в одной футболке, и перчатки. Стальные протезы отражали свет уличных фонарей, и женщина застыла, не в силах отвести от них взгляд. Красивые изгибы железа, будто мышцы, идеальные шарниры суставов и ювелирной работы пальцы выглядели фантастически. Ей до сих пор казалось сном, что у ее сына есть руки, пусть даже ненастоящие, но за день она насмотрелась, как ловко он ими орудует, и поняла: все так и должно быть.
— Нравится? — хрипловатый голос Куда, вдруг прозвучавший неотличимым от мужского, заставил ее вздрогнуть, и Хельга вскинула голову. Куд, убрав сигарету, с улыбкой протянул ей руку, и полная, почти тучная женщина, вдруг почувствовав себя невесомой, вложила в раскрытую холодную ладонь пухлые пальцы, ощущая подушечками совершенство металла. Она в полной тишине, будто трансе, провела выше, очерчивая запястье и предплечье, а потом закралась и под футболку Куда, доходя до стыка с плотью. Она почувствовала место, где кожа нарастала прямо на металл, где сталь соединялась с живой плотью. И от этого ее слегка передернуло.
— Уже не больно, — прошептал Куд севшим голосом, и Хельга, подняв взгляд на его лицо, еле заметно кивнула. Она долго рассматривала сына в темноте ночи, заправляла колышущиеся на ветру волосы за ухо, терпела прохладу, подбирающуюся к ногам настоящим холодом. А Куд терпеливо ждал.
— Ты так стал похож на отца, — Хельга выдохнула и нежно, по-настоящему счастливо улыбнулась. — Только он никогда так коротко не стригся.
— Мне так удобно, — Куд смущенно провел по ежику волос и отвел взгляд. — Можно реже ходить к парикмахеру и меньше тратить на шампунь.
— Какой экономный, — рассмеялась Хельга и, вдруг замолкнув, робко спросила: — А можно мне тебя обнять?
— А еще что спросишь? — проворчал Куд и, опустившись на колени, уткнулся лицом ей в грудь, совсем как в детстве. По его спине вдруг пронеслась дрожь: он почувствовал давно забытое тепло родного тела, по которому, оказывается, ужасно соскучился. Не-человек неуверенно, будто боясь спугнуть момент, положил руки на спину Хельги, и та испуганно дернулась.
— Все нормально, — зачем-то шепотом сказал Куд и чуть сдавил ее ребра. Хельга ответила тем же и наклонила голову, губами прикасаясь к затылку.
— Ты стал прекрасным человеком, — еле слышно прошептала она, чтобы услышал только тот, кому эти слова предназначаются. — Очень сильным. Куд, ты стал настоящим мужчиной.