Потому, парень, так не любит тебя Викле, да и, наверное, вся его семья. И, поверь, все догадываются, почему ты никого из девок ещё не сосватал. Не знаю, что ты собираешься делать, но если…
— Нет! — резко сказал Хасл. — Подобного не повторится. По крайней мере, мы любим друг друга.
— Тише-тише, парень. Просто знай: Друг хоть и несёт всем благо, но может сделать так, что его прихода ты будешь ждать как худшего в своей жизни момента. А теперь, — Эзмел так сильно понизил голос, что охотник едва различал его слова, — глянь-ка туда, не видишь чёрный силуэт среди камней?
Хасл напряг зрение и почти сразу заметил крадущегося чужака. Того самого, который «погиб» в Бергатте. Молодой охотник потянулся за ножом, но Эзмел положил на его локоть ладонь.
— Он идёт в поля, — буквально прошелестел старик, — пусть идёт, дорога оттуда одна, а вдвоём мы ему помешать не сможем, только вспугнём, и ищи его потом, видел я, как он бегает. Кто знает, может, он встретит там убийцу, и одной проблемой станет меньше. В любом случае, назад мы никого из них не выпустим.
Хасл проследил за тем, как чужак бесшумно скользнул вниз по склону и растворился в ночной темноте.
— Иди спать, парень. Поспи ещё полчаса, а потом будем поднимать остальных.
— Что-то мене сегодня тоже не спится, — покачал головой охотник.
— Как знаешь. Остаток ночи поспать не получится.
— Я и не собираюсь. Но прежде чем всех будить, нужно проверить каменщиков, кабы с ними ничего не случилось.
— А ты мозговитый парень, в отца. Подожди пару минут и иди, а я пока подготовлюсь к встрече.
Через час они собрались у тропы, злые и не выспавшиеся. Каменщики, которым следовало бы повиниться, наоборот, злились больше всех. Один даже принялся уверять Хасла с Эзмелом, будто им на посту привиделся кошмар, мол, он сам видел сон про чёрное горбатое чудовище с крыльями.
— Так это чужак из развалин, идиот! — прошипел Хасл.
Каменщик заткнулся, но друзья его всё равно продолжили возмущаться.
— Заткнулись! — рыкнул в конце концов Эзмел. — Берём оружие, какое осталось, и одним отрядом идём к полям. Одиннадцать человек легко справятся с одним чужаком, даже когда не выспались.
Заморосил холодный дождик. Облава медленно и шумно спускалась по холму вниз. Хасл готов был убить каждого из них. С другой стороны, их шум запросто мог напугать чёрного, и, если он захочет спрятаться в полях, до рассвета драться им не придётся. Молодой охотник сказал об этом вслух, но его попросили заткнуться.
Хасл шёл по скользким камням, пытаясь сквозь сопение, ворчание и вздохи товарищей услышать шаги или дыхание чужака. Возможно… Нет, хватит гадать, просто нужно быть наготове. Охотник держал правую руку на рукояти ножа, но на самом деле готовился как можно быстрее схватить лук и натянуть тетиву — он был в этом лучшим. Хотя, конечно, большого опыта стрельбы в кромешной тьме у него не так уж и много. Если б не дождь, он достал бы лук сразу и шёл с наложенной на тетиву стрелой, тогда от него даже мышь не прошмыгнула бы — даже в такой темноте…
— Стойте, — сказал Эзмел. — Дальше пока не пойдём.
Они остановились в полутора сотнях футов от того места, где каменистый холм переходил в плоскую покрытую травой равнину. Здесь холм резко обрывался, давая разницу в высоте в два десятка футов, не считая того места, где шла тропа — она спускалась более плавно, и не сказать теперь насыпали ли её древние, или это просто особенность рельефа.
Люди напряжённо всматривались в темноту. Серого Зверя на такой высоте можно не бояться, а вот чужак мог появиться в любой момент. Но не сунется же он прямо к ним в руки?
— Зверя как будто нет, — проговорил Хасл. — Может, спустимся? Или будем стоять здесь всю ночь?
— Я предлагаю выставить стражу, а остальным лечь спать, — предложил кто-то из каменщиков.
— Под дождём? — фыркнул кто-то в ответ. — Тут даже укрыться негде.
— Вас-то только на стражу ставить, — добавил Эрли.
— Да не сунется же он против одиннадцати…
— … он же не человек…
— … да хрен с ними с хуторянами, я бы подождал, пока всех мужиков поубивают, а сам пошёл бы к бабам…
— Да, бабы там сочные, а мужики все — говно…
— … в жопу Викле, пусть сам ловит…
— … трахнул бы раз пять подряд…
Хасл всматривался в поле, будто спрашивая у него, куда подевался чужак. Поле молчало… но в то же время как будто и хотело ответить ему — чёрные застывшие стебли пшеницы словно были направленны в сторону охотника. Они пронизывали его тело, метку Друга на груди, вонзались в его глазные яблоки дальше и дальше, проникая в стебельки глаз; проходили насквозь, проползая сквозь уши, окутывая ушные перепонки; заходили под кожу, затрагивая каждый нерв на подушечках пальцев и в ступнях; шершавые колосья скребли по его языку, ввинчивались в дёсны, оставляя во рту лёгкий привкус грязной воды и тлеющей травы. Каждый угнетённый магией росток пшеницы стал частью Хасла, его зрением, нюхом и осязанием. Так изредка бывало с ним на охоте, и никто, даже отец, не знал об этом. Но сегодня они охотятся не на зверя, а на чудовище, похожее на человека, и грозят им не пустые с вечера желудки, а верная смерть. Потому Хасл пожевал губами, будто пытаясь распробовать поражённые волшбой и спорыньёй колосья, и тихо сказал: