1997 г.
КОЕ-ЧТО О МАКИЯЖЕ
Как известно, в подмосковсной Балашихе, которая разлеглась на протяжении восьми километров по Горьковскому шоссе, - шестнадцать светофоров. Проще говоря, через каждый пятьсот метров - светофор.
Я сознательно упущу те выражения, которые отпускают "водилы" в адрес гаишников и властей города, когда в огромном автомобильном потоке им приходится проезжать этот подмосковсный городок. В даный сезон, когда ещё пара-тройка автомобилей закипит и перекроет произжую часть, водители попадают не в Балашиху, а в один из кругов дантова ада. Рев клаксонов, смог, отборная ругань, скрежет металла.
Однажды в таком потоке я в самом начале Балашихи остановился на светофоре за вишневой "восьмеркой", за рулем которой сидела дама лет тридцати. Когда загорелся зеленый, дама и не думала трогаться с места. Я в сердцах сплюнул, думая, что в машине мадам произошла какая-нибудь поломка. Обрулить или сдать назад было невозможно. Сзади меня заклинил другой автомобиль, да и я стоял к восьмерке слишком близко, дабы попытаться её объехать. Оставалось только на чем свет стоит ругать все и всех, что имелось за окнами. Но не договорив до конца и первой фразы, я вдруг увидел, что водительша восьерки как ни в чем не бывало, старательно, глядя в зеркальце, орудует кисточкой для ресниц. Затем она положила на сиденье парфюмерный инструмент и лихо тронулась с места. Я за ней, по дороге соображая, что никакой поломки с её машиной не случилось. Просто дама, чтобы не терять времени приводила себя в порядок.
Через пятьсот метров мы опять остановились на светофоре, и дама принялась орудовать кисточкой над другим глазом. Зажегся зеленый, но она и не думала стартовать. Опять же, объехать её восьмерку не было никакой возможности и, отпустив несколько непристойных словечек в её адрес, я нервно нажал на клаксон своего автомобиля. Ноль эмоций! Но мое возмущение поддеражали и другие водители, которые стояли следом на полосе. Как об стенку горохом!
Наконец дама, закончив колдовство с другим глазм, спрятала кисточку в коробку и тронулась.
Несколько сфетофоров мы успели проехать не останавливаясь. Но где-то в середине Балашихи попались опять на красный. Впереди меня та же восьмерка. Теперь её владелица принялась за операции с пудрой.
Зеленый. Шоссе взорвалось гудением автомобилей, словно в последний путь провожали заслуженного таксиста. Дама, не обращая внимания на какафонию, не спеша тыкала мягкой подушечкой по своим щекам, подбородку. Закончив, дернула ручку скоростей и поехала.
Чтобы не быть дураком и на очередном стартовом этапе не стать жертвой её косметических изысков, я пострался объехать её машину. Но тщетно! Машины двигались столь плотным потоком, что выскочить на соседнюю полосу не представлялось никакой возможности. И мы опять оастановились на красном. Она впереди, я за ней, за мной сотни автомобилей. Теперь эта фря красила губы.
Чтобы напомнить ей ещё разочек, что она на дороге не одна, я врубил дальний свет всех свои четырех люминисцентных фар. В ответ на такую наглость, она лишь отвернула зеркало заднего вида, из которого ей прямо в глаза отражались мощные потоки света от моей машины и додела парфюмерную процедуру по маленькому зеркальцу из своей косметички.
Зеленый давно горел.
Вой сирен стоял неимоверный. Из открытых окон вырывались семиэтажные ругательства. И, когда требуется, ни одного постового, чтобы образумить нерадивого водителя. То есть, водительшу.
Дама грациозным движением положила губную помаду в пудреницу, поправила зеркало заднего вида и нажала на газ. Когда резина под её колесами резко завизжала,, из заднего окна выпрыгнул силуэт кисти руки с вытянутым вверх средним пальцем и тут же загорелась надпись из красных лампочек, где обычно устанавливается дополнительный тормозной фонарь "Fuck you".
...Я бы, конечно, догнал её, и сказал бы все, что думаю о таких дамочках. Истинный бог догнал бы, если бы моя старая вазовская шестерка была бы хоть чуть-чуть помощнее и расторопнее...,
1996 г.
КАК ПОССОРИЛИСЬ...
Бедный Гоголь несколько раз бы перевернулся, если б узнал как нынче ссорятся соседи. Нет не помещики. Куда им до помещиков. Так, мелкие дачные хозяйчики. А ведь начиналось все с крепкой дружбы...
Словом, Михаил Егорыч и Егор Михалыч - назовем их так - познакомились, когда получили по шесть соток для садовых участков.
- Хреновая земля, - сказал Михал Егорыч.
- Да, сплошной песок, - подтвердил Егор Михалыч.
- Ну что, выпьем за знакомство? - предложил Егорыч.
- От чего бы не выпить? Давай выпьем, - согласился Михалыч.
Сначала выпили бутылочку Егорыча, потом Михалыч за своей сбегал. Тоже выпили.
- Ты с чего строиться начнешь? - спросил Егорыч, закуривая папироску.
- Домик уже заказал. Буду собирать. А ты?
- А я сначала сортир поставлю в правом углу. Как же без сортира? А в левом - летнюю кухоньку. А потом уж и дом рубить буду.
- Дельно разумеешь, - одобрительно кивнул Егорыч, - Я бы тоже сначала сортир. Но вот уже домик купили. Так надо его сразу и ставить. Чтоб доска не гнила. А сортир - потом.
- А куда бегать будешь?
- Да вон леса-то какие вокруг! - раскинув руки, сказал Михалыч, Присядешь подумать - романтика.
- А сортир, где будешь ставить? Сразу скажи, а то если надумаешь тоже в правом, тогда я сделаю в левом.
- Нет, - замотал головой Михалыч, - я тогда в левом.
- Разумно, - согласился Егорыч, попыхивая папироской.
Поздним вечером жены растащили в дым пьяных мужиков по палаткам. Знакомство состоялось. Дружба началась.
У Михалыча на участке вырос аккуратненький домик, у Егорыча появились сортир и нарядная летняя кухонька. В процессе строительства помогали друг другу чем могли. Бывало зовет Михалыч Егорыча, чтобы помог шифер поднять на постройку. Тот бросает свои дела и идет на выручку, а через пару часов уже Егорыч кличет Михалыча, дабы бетонный блочок передвинуть. И тот не отказывает. Возвращается на свой участок, держа в руках откусанный малосольный огурчик. По вечерам вспрыскивали совместно удачно прошедший день. Так до поздней осени и работали. Но пришла зима и разъехались по городским квартирам. У Михалыча, как он и планировал, стоял дом У Егорыча сортир и летняя постройка.