Вокруг нарушителя спокойствия стала собираться толпа. Правда держалась на некотором расстоянии. Мы протиснулись, и я взял матерщинника за руку, стараясь вывести из центра всеобщего внимания.
- Пошли-пошли, землячок. А то полиция сейчас быстро в кутузку заметет...
- Зе-ме-ля, - нараспев растягивая слово, обрадовался парень появлению соотечественников, - Как приятно слышать речь родную!
Он не сопротивлялся и пошел следом за нами, радостно объясняя, что эти буржуи все равно ничего не смыслят по-русски.
- Да они же ни хрена не понимают. Отсталые люди. Может пойдем выпьем, а мужики?
- Не ругайся, выпьем. Вон уже и полицейские.
Двое полицейских и в самом деле стояли на краю площади и улыбались, гляди, как наш новый знакомый лезет обниматься.
- Да они, мля, и пальцем не тронут. Они же думают, что я, может быть, артист какой-нибудь и кричу стихи. Я их знаю - два года уже во Франции учусь. Во, смотрите...
И он в сторону полицейских заорал во всю глотку что-то похожее на Маяковского:
- Эй, онанисты, кричите "Ура" - машина ебли налажена, к вашим услугам любая дыра, вплоть до замочной скважины...
Полицейские заулыбались и приветливо кивнули головами. Но мы уже плотно взяли его под руки и потянули с площади. Он запел какую-то уж слишком матерную частушку. Толпа тоже медленно двигалась за нами.
- Они же здесь, ни хрена по-русски не понимают. - повторял он, - Мы по ихнему ещё как-то разумеем. А они ни х.... Вот и делай вывод, какая нация более образованная.
Он вдруг резко освободил свои руки, остановился и обратился к мужику в шортах, который оказался совсем рядом с нами:
- Вот ты, хер моржовой... Ну скажи что-нибудь!
- Да пошел ты на х..., - на чисто русском языке сказал "хер моржовый". - Че ко всем задираешься? Совсем крутой что ли?
- Это тоже ваш друг? - с изумлением спросил наш новый знакомый.
Мы отрицательно замотали головами. И тут из толпы кто-то посоветовал. На чистом русском:
- Уведите его, ребята. От греха подальше.
- Перепил, небось, парень, - тут же добавила какая-то женщина.
По толпе пошли разговорчики на родном языке, дескать, вот такие пьяные дебоширы и портят за рубежом лицо русской нации. И мы поняли - толпа-то состояла из наших соотечественников.
Когда все расходились, один мужик с раздражением в голосе проронил:
- И здесь от этих мудаков не укроешься. Куда ж ещё податься-то?
1996 г.
МОЯ ТВОЯ НЕ ПОНИМАЕТ
Мы с другом возвращались домой из Парижа на своей машине - шестая модель "Жигулей". Проехали Францию, Германию, Чехию, больше половины территории Польши. Где-то сбились с дороги, заплутали. И каждого встречного полицейского спрашивали, как выехать к Бресту. Полицейские в ответ разводили руками и делали вид, что ничего не понимают. Дружба между странами социалистического лагеря закончилась и они все и как-то сразу забыли русский язык.
Какой-то мальчишка нам все-таки объяснил, как выехать на автомагистраль, которая ведет к Бресту. И через пару часов мы действительно вырулили на широкое шоссе и понеслись к белоруской границе - дорожные указатели напоминали о том, что мы на правильном пути.
Придерживаясь всех правил по ограничению скорости, мы сокращали расстояние до Москвы. Но на выезде одного из маленьких придорожных городков нас все-таки остановил полицейский патруль.
Не развернув даже в мои документы, инспектор, краем глаза поглядев на российские номера машины, без всяких церемоний достаточно сносно произнес по-русски:
- Скорость большая. У нас за это штраф 70 долларов.
Я попросил показать прибор по фиксированию скорости, чтобы лично удостовериться в нарушении этого вида правил дорожного движения. Но полицейский оставил мою просьбу без ответа и стал обходить нашу машину.
- Почему багажник помятый? - продолжал он демонстрировать свои познания в русском языке.
- Сосулька упала, - небрежно сказал я и посмотрел в глаза польскому стражу дорог.
- Сосулька упала? У нас за это штраф 50 долларов.
- Покажите инструкцию, где есть этот пункт?
Но полицейский и этот мой вопрос оставил без внимания, и только знаком позвал меня, чтобы я следовал к его машине. Когда я подошел, он предъявил новую претензию:
- Эта дорога платная. Вы оплатили проезд?
- Откуда нам знать, что она платная?
- С вас 50 долларов. Он похлопал моими правами себе по ладони и затем небрежно бросил их в свою планшетку.
- Платите 50 долларов.
- Нет у меня денег. Осталось только на бензин.
- Как хотите.
Он сел в свою машину, включил рацию и принялся с кем-то по-польски разговаривать.
Я тоже уперся. Вернулся к своим "Жигулям", и мы с напарником твердо решили денег не давать. В самом деле - ведь ничего не нарушали. Разложили передние кресла и закрыли глаза - чего время терять, лучше уж отдохнуть. До Москвы ещё более полутора тысяч километров.
Но польский полицейский минут через двадцать снова подозвал меня.
- Будешь платить?
- Я ничего не нарушал. - категорично отрезал я.
- Тогда поедем в участок.
- Поехали, - без раздумий сказал я и крикнул напарнику, - Жень, сейчас в участок поедем. Хоть отоспимся.
- Отлично! - с радостью в голосе согласился мой напарник.
Полицейский ненавидящим взглядом смотрел то на меня, то на моего товарища. Затем его прорвало. Вальяжность и безразличие в его голосе пропали, он стал грозно и эмоционально выкрикивать какие-то ругательства на польском языке, из которых я смог понять только одно, что мы есть "пся крев", то есть "собачья кровь". Возможно, подумали мы, он был поражен нашей собачьей выдержкой. В конце концов он с силой воткнул в мой нагрудный карман водительское удостоверение и со злостью сказал:
- Пошли на х...
Мы не заставили себя долго упрашивать.
Ближе к границе мы подобрали случайных попутчиков - челноков из Смоленска. Рассказали им о происшествии. Ребята, знавшие польские законы лучше своих российских, оживились.
- Эх, магнитофона у вас с собой не было! Могли бы и сами выгоду извлечь!
Оказалось, за нецензурную брань в Польше жестоко карают рублем. То есть злотым. За известное слово из трех букв, куда нас послал полицейский (у поляков оно состоит из четырех), взимается минимальный штраф - пять злотых. Что-то около двух с половиной долларов. Максимальный - 500 злотых. Значит 250 долларов. Правда деньги поступают в государственную казну. Но потренировать полицейского все равно можно было бы. Если бы был магнитофон.