И ещё один нюанс подметил мой друган. Общаются-то литовцы на своем языке, но если их что-то не устраивает или на кого-то они обижаются, сразу в ход идет русский мат. Как будто своего нет.
Так вот. Видимо в городском совета Каунаса посчитали, что матерясь на русском языке, литовцы тем самым принижают значимость и государственность своего языка. Посовещались в городском парламенте и выпустили постановление, суть которого состоит в том, что те местные жители, которые матерятся на русском языке будут жестоко штрафоваться. Матюгнулся - плати штраф 10 литов. Между прочим, этот штраф превышает даже сумму, которую взимают местные полицейские, когда наказывают посетителей Аллеи Свободы за курение на этой, главной улице города.
Ну а сами местные полицейские очень хорошо знают все обороты русских нецензурных выражений. Мой товарищ убедился в этом на практике. Увидел на лотке какую-то замысловатую вещицу и от удивления вполголоса произнес "Мать твою!" Тут же ему по плечу полицейский постукивает - за нецензурное выражение штраф 10 литов.
- Да я же никого не оскорблял! - возмутился товарищ.
- Штраф 10 литов. - монотонно повторил сотрудник общественного порядка.
- Это нарушение прав человека! - начал качать права гражданин российского свободного государства.
- Штраф 10 литов или пройдемте в участок.
Пришлось расплатиться. Словом деньги, как корова языком слизала.
Полицейский выдал квитанцию и пошел дальше по своим правоохранительным делам. А товарищ, вкладывая сувенир-квитанцию за матерщину в бумажник, покачал головой и тихо - тихо, почти себе под нос сказал:
- Совсем оху...
Он не успел договорить, потому что кто-то тронул его за плечо и почти в ухо сказал:
- Штраф 10 литов.
За спиной стоял тот же полицейский.
1996 г.
НА КИНОФЕСТИВАЛЕ
На Международный кинофестиваль, который проходил в испанском городе Сан-Себастьян, российские киношники привезли фильм о быте русской деревни.
Фильм был внеконкурсный, так как на кинофестивале выставлялись только игровые картины, а этот - как бы документальный. О трудностях российского крестьянства.
В последний день международного мероприятия в зале собралась местная публика и, конечно, участники фестиваля. Выключили свет, засветился экран.
Действие фильма происходит в российской глуши, там, куда даже немец во время Великой Отечественной не доходил. Для иностранцев такие уголки, куда не вступала ещё нога цивилизованного человека - прямо-таки настоящая экзотика. Люди - серые, в каких-то телогрейках, клетчатых платках и необычных шапках-ушанках на головах. Кстати, роли артистов исполняли сами же местные жители заброшенного уголка. И режиссер ещё до начала сеанса предупредил, что в этих самых платках и шапках-ушанках встроены малюсенькие микрофоны, для того, чтобы люди не стеснялись говорить то, что они всегда говорят в своей обыденности. Одним словом, для полной правдоподобности жизни в русской деревне.
Стрекотал кинопроектор, в зале тишина, в нижней части экрана загорались титры перевода русской речи героев фильма на испанский язык. Но... публика в зале абсолютно ничего не понимала. Потому как в титрах, сделанных испанскими переводчиками был только набор каких-то слов без смысла и уж тем более без выражения и эмоций. Русская же публика - хохотала до слез, реагируя чуть ли не на каждое слово самодеятельных актеров. А дело в том, что их диалоги составляла заповедная русская речь процентов на пятьдесят заполненная виртуозным матом. Правда, некоторые испанцы, кто пошустрее и поумнее, и кто занял места рядом с представителями российского киноискусства, обращались к нашим зрителям для пояснения того или иного непонятного титра. И русские не отказывались от ещё одного дубляжа. Правда, все проходило как в известном анекдоте.
Стоят два крестьянина на экране и на чем свет костерят друг друга. Внизу - титры. Но испанский кинозритель теребит за рукав русскую соседку-переводчицу, чтобы она пояснила ему о чем идет речь. Та мнется, но потом говорит:
- Этот синьор фермер, что в свитере и кепке, предлагает своему товарищу в телогрейке - партнеру по сельскохозяйственному бизнесу, переделать крышу этого коровника, мотивируя это тем, что он, фермер в кепке, состоит в интимных отношениях с матерью синьора в телогрейке. Но синьор в телогрейке отказывается лезть на крышу, мотивируя это тем, что он тоже находится в интимных отношениях с матерью синьора фермера в кепке, с его отцом, женой, всеми родственниками вместе взятыми, а также и с самой крышей коровника...
- О! - говорит испанский зритель, - понимаю-понимаю! Это русский фольклор фермеров.
- Си-си, - бурчит переводчица, и чуть слышно добавляет, - К сожалению, не только фермеров.
Далее на титрах появляется вообще что-то непонятное, а голос местного жителя изрекает:
- Как е... твою мать, так е... твою мать Кузьмич, а как е... твою мать, так е... твою мать!
- Это тоже про интим? - снова не дает сосредоточиться на перипетиях картины испанец своей соседке-переводчице.
- Нет. Герой говорит, дескать, как работать, так Кузьмич, а как деньги получать, так другие!
Фильм наконец заканчивается. Иностранная публика, серьезно вникавшая в тяготы русской жизни, задумчива и напряжена. Многие, конечно, ничего не поняли. Но были потрясены увиденным. Зато испанский сосед переводчицы, был очень весел и доволен.
- Вот е... твою мать! - говорил он, - Как чудесно, как правдоподобно!
- Вы что-то сказали? - услышав матерщинную фразу, переспрашивает переводчица.
- Нет-нет. Это я так. Это фильмом навеяло...
Надо сказать, что российской кинопублике, уставшей за несколько дней фестиваля слушать чужие языки, фильм придал бодрости. Они выходили из зала с шутками и мило матюгались...
1996 г.
ПРИСЫПКА
Одного моряка сестра попросила привезти из-за "бугра" детскую присыпку. У неё только-только девочка родилась. В местных аптеках этого средства не было, а дедовским способом, с помощью крахмала, обрабатывать запотевшие и нежные места ребенка, сами понимаете, не очень-то и хотелось.