– Ух ты… знатная машинка… – пробормотал Обжора. – Эн Эм пять сто два… Ух ты.
– Хиз Мастер Войс сто два! – с презрением поправила его Нотти. – Голос его хозяина, модель сто вторая! Это английский язык, балбес!
– How am I supposed to know English? – ответил Обжора. – Напридумывают языков, ну как дети, чесслово!
Он взял из стопки пластинку, положил на диск. Тщательно осмотрел иглу, нахмурился, после чего заточил ногтем, роняя на пол мягкую железную стружку.
– Запомни, одна сторона – одна иголка! – он погрозил Нотти пальцем. И запустил патефон.
– Я летаю в разные края,
Кто же знает, где мы завтра будем.
Дождик привожу в пустыню я,
Солнце раздаю хорошим людям[2]… – мягко запел Марк Бернес.
Обжора ухмыльнулся и неуклюже протанцевал пару шагов взад-вперёд.
– Говори, – сказала Нотти. – Я слушаю тебя.
– Вот это лучше, – одобрил Обжора. – Значит так, девочка. Силу свою настоящую вы, Драконы и Единороги, обретаете не сразу от рождения. Такова ваша особенность. И случается это в тот момент, когда мироздание в опасности. Вот и сейчас, чую я, такой час пришёл. Да и ты это знаешь, иначе не кидалась бы из стороны в сторону, слушала бы свои пластинки, волшебством игралась, шоколад лопала…
Нотти покраснела. Шоколад она действительно любила и считала это досадной слабостью.
– Хочешь, я с тобой заговорю,
Руку дам и станет путь короче.
Почему, дружок, – да потому,
Что я жизнь учу не по учебникам,
Просто я работаю, просто я работаю
Волшебником, волшебником… – продолжал мурлыкать певец.
Обжора взмахнул рукой – и патефон зазвучал тише.
– Хочешь доказать маме с папой, что ты чего-то стоишь? – спросил Обжора. – Хочешь мир спасти? Радуйся, пришёл этот час! Если не струсишь, конечно.
Нотти встала, подошла к Обжоре, толкнула его ладонью в могучую грудь.
– И что я должна сделать, а?
– То мне не ведомо, – ответил Обжора с достоинством. – Это твой путь, единорожий… – он хихикнул. – Смешно, да, звучит? Единорожий путь! Я лишь страж придорожный. Может, твой отец не знает, а я и ему путь открыл. Может, твоя мать и не помнит, а я для неё двери отворял!
– Всё ты врёшь! – сказала Нотти.
– Не веришь – сиди дома, крестиком вышивай, – сказал Обжора. – Значит, не готова. Мать твоя за мной пошла, не испугалась… что смотришь? Да, да. Потому и выжила, что в назначенный час я её из дома увёл, перед самым штурмом-то, перед самым побоищем…
– Она не рассказывала, – упрямо сказала Нотти.
– Конечно, – кивнул Обжора. – Ибо если ты войдёшь в дверь, которую я открою, ты забудешь нашу встречу и разговор. И себя саму ты тоже забудешь, Нотти. Ничегошеньки не вспомнишь, пока не выполнишь свой долг и не примешь силу!
– Ты всё врёшь, – ответила Нотти. – Мама не помнит своего детства! Помнит только, как скиталась по Срединному Миру после войны, как голодала, воровала, училась волшебству…
– Так она и не выполнила пока свой долг, – грустно ответил Обжора. – Я-то и сам думал, что долг её – вновь Дракона в наш мир привести. Ан нет! Что-то другое ей предстоит, чтобы вспомнить всё. И твоего предназначения я не знаю, девочка. Может, ты до старости ничего не вспомнишь, а живёте вы ох как долго! А может… может, и умрёшь ты. Не каждому в жизни удаётся свой долг исполнить.
Нотти сглотнула вставший в горле комок.
– Не каждому, кстати, и выпадает такой час, – с напором добавил Обжора. – Многие из твоего рода так и проживают свои века – веселясь, развлекаясь, распутничая. Будто игрушки заводные, игрушка-Дракон, игрушка-Единорог. Может, и был у них шанс настоящими стать, да только они его упустили…
– Обжора, ты думаешь, что я соглашусь пойти куда-то с тобой? Зная, что всё забуду? Ты за кого меня принимаешь, за дурочку сельскую?
– Я тебя принимаю за дочь Дракона и Единорога, – ответил Обжора. Лицо его стало серьёзным, утратило дурашливость. – Может, я и не всегда с ними в ладах, только на мир такая беда идёт, что все наши ссоры побоку.
Нотти стояла, глядя, как беззвучно крутится пластинка. Потом щёлкнул механизм, и диск остановился.
Она вдруг подумала, нет, даже не подумала, а поняла, что через минуту в спальню войдёт отец – и Обжора исчезнет. И выбор, странный и неожиданный, исчезнет тоже.
Нотти снова станет Единорожкой, любимой, но не слишком-то важной дочерью Дракона.