— Вы были прекрасным, честным, неподкупным областным прокурором, но только честности и бескорыстия мало, чтобы руководить огромной системой государственного обвинения целой страны. А вы, уважаемый судья, где обещанная система судов присяжных? Почему тормозите? Что, народ у нас не готов? Не надо клеветать на свой народ, у нас прекрасный народ!
— Этот «прекрасный народ» за бутылку зарезать готов! — неожиданно возразил Генпрокурор.
— Что?! — Президент от возмущения чуть не поперхнулся. — Экий вы, батенька, суровый. Трудно вам будет работать на таком посту с такими убеждениями.
Я знаю, что назначение на ваш пост не в моей компетенции, но в условиях чрезвычайного положения… прошу вас сегодня же сдать дела и вплотную заняться реабилитацией невинно осужденных…
В гробовой тишине Генпрокурор встал и собрал со стола свои бумаги…
— Что предлагаете делать с «исходниками»? Кстати, как они там? — продолжил Президент, когда дверь за бывшим Генпрокурором закрылась.
— Пока все спокойно, — просветил новый Главный Тюремщик. — Для них выделены отдельные помещения со свободным режимом, как у «химиков», пока без нарушений. Но все это удивительно негативно отражается на настроениях остального контингента ИТУ. Я боюсь стихийных возмущений. Понимаете, все считают их невиновными, и они… как бы это лучше выразиться. Они страдают безвинно. То есть не в буквальном смысле, а в картинном. Понимаете? Их никто не трогает, никаких шмонов, простите, проверок и обысков, их хорошо кормят, а они ходят с лицами мучеников. Боюсь, многим из них даже нравится быть безвинными жертвами. Опять же иски по возмещению морального и прочих ущербов…
— Ваши конкретные предложения?
— Отпускать!
— Что скажет руководство МВД? Это же более ста тысяч человек. Как это может отразиться на и без того тяжелой ситуации в стране?
Главный Мент раскрыл папку:
— Пока «исходники» ничем не отметились, не считая семейных скандалов. Некоторые жены поспешили со своими осужденными супругами развестись или просто завели себе хахалей, прошу прощения — любовников. Зарегистрированы случаи рукоприкладства, но без летальных исходов.
— И каково ваше мнение?
— Общей обстановки они не ухудшат, к тому же…
— Договаривайте.
— Может быть, это и не моя сфера деятельности, но если откровенно, подавляющее большинство населения считает случившееся знамением господним. И то, что власти снова бросили за решетку людей, освобожденных благодаря божьей воле…
— Благодарю вас, я понял. Премьер?
— Я совершенно согласен с вышесказанным. Предлагаю амнистию.
— Уважаемый Судья, вы все молчите. Каково ваше мнение?
— Признаюсь, мне нелегко говорить, ведь в том, что за решеткой оказалось столько невиновных, есть вина и моего ведомства. Но я не боюсь ответственности, я боюсь прецедента. Что будет со всей системой следствия и судопроизводства, если, решая судьбу человека, обвиняемого, мы будем оглядываться на небеса? Прикажете ввести в судебные коллегии попов?
— Спасибо, я вас тоже понял. — Президент снова начал тереть виски.
— А что говорит по этому поводу официальная церковь? Ну, не только про Исход, а про все эти… как их называют? Про торки?
— Официальная церковь пока осторожничает, — сказал Главный Мент. — Римский папа взял отпуск и теперь днями и ночами молится в храме Гроба Господня. Наши церковники тоже с заявлениями не спешат. Единственное, что они сделали, — начали бить в колокола с началом торков.
— А как они определяют начало?
— Держат при каждой церкви по кающемуся грешнику, как его мутить начинает, так на колокольню и лезут.
— Логично. — Президент оставил свои виски в покое, видимо, принял решение, и сказал: — Не будем прикидываться страусами и зарывать голову в песок, делая вид, что ничего не происходит. Явление имело место, мы должны на явление отреагировать. Сделаем так: объявим амнистию всем «исходникам», намекнем на волю божью, точных цифр амнистированных обнародовать не будем, а то в Европах опять засмеют. По случаю амнистии объявим выходной с народными гуляньями и предложим владыке все-таки определиться с позицией. Теперь министру по делам СМИ, я бы предложил телевизионщикам сделать пару репортажей о продажных милиционерах, судьях, поднимите дело этого шофера Ермакова или как его там. Пусть намекнут, был бы суд присяжных — его бы не осудили так жестко, тут же, как бы между прочим, пусть возьмут интервью у кого-нибудь из Апостолов. Хорошо бы выбрать седого ветерана где-нибудь в деревне на лоне природы, с коровками. Апостолы были суровы, но этого водителя Ермолова, или как его там, оправдали бы…
Параллель 1. ЗАПАХ ЗВЕРЯ
— Гражданин начальник, ну дайте закурить, всего одну сигаретку на всю братву.
— Как же вы меня, уроды, достали! — Дежурный майор укоризненно посмотрел на чумазую мордочку, приникшую к решетке «обезьянника». — Мал еще курить-то.
— Да ладно, мне уже шестнадцать!
— Правда? А заливал, что четырнадцати нет. Если шестнадцать, то пойдешь ты, друг мой, по полной программе, сначала на малолетку, а потом и дальше, на взросляк.
— Да ладно, ты гонишь, начальник, за такую мелочь сейчас не сажают.
— Мелочь, говоришь? Магнитола «Кенвуд», колонки «Сони», насос автоматический, набор гаечных ключей, австрийский, между прочим, домкрат.
— Так это все при задержании взяли! — крикнул паренек. — Мы ж продать не успели…
— А разбитое стекло, вырванная с корнем сигнализация, а сломанный замок на багажнике? Знаешь, на сколько это все тянет? Ты вообще представляешь себе, сколько стекло от новой «ауди» стоит? Прибавь себе вставку, покраску… А ты говоришь — мелочь. Тебя посодют, — добавил мент голосом Папанова, — а ты не воруй. Так-то, гражданин Григорьев Никита Григорьевич, по совокупности материального ущерба это — уже срок. Григорьев, вот ведь какая фамилия у тебя хорошая, как в «Двух капитанах», не читал? Ничего, на зоне библиотеки хорошие, почитаешь еще…
— Ну и ладно, на зоне не хуже, там люди сидят, а здесь — так, дерьмо… — и чумазик плюнул на затоптанный пол милицейского отделения.
— А вот плеваться не надо, а то разозлить меня можешь.
Подросток понял, что курева от дежурного по отделению не дождешься, а потому решил хоть потешить народ в клетке: еще одного пацана — своего подельника по вскрытию машин, такого же чумазого, в зеленых разводах несмываемой краски, трех хмельных хулиганов с ночной дискотеки, угрюмого мужика в наколках, пьяненького интеллигента в шляпе, еще пару сомнительных личностей, оказавшихся не в то время не в том месте.
— А че ты мне, ментяра, сделаешь? Изобьешь, что ли? Так я сразу в травмпункт, побои снимать, я ученый.
— Мы тут тоже не дураки. Так вот, Никита Григорьев, пальцем мы тебя не тронем, пылинки сдувать будем. Проста сегодня поутру придет пострадавшая за похищенными магнитолой и колонками, вот мы и отпустим тебя и подельника твоего с пострадавшей для подсчета стоимости причиненного ущерба.
— Пострадавшая? Баба? Ну и че? Че она мне сделает? Ей же все равно страховку заплатят. А воровать, в натуре, никто не запретит.
— Не знаю, в натуре, что с вами сделает владелица вскрытого вами автомобиля «ауди», гражданка Бормотова Вера Сергеевна, а вот ее супруг Бормотов Вячеслав Иваныч…
— Бормана?! Ты че, придурок!!! — завизжал второй автоворишка на подельника, едва услышал фамилию. — Ты совсем сдурел?! Ты же сказал, что эта «тачка» лоха беспонтового, ты знаешь, че с нами теперь Борман сделает?!
— Бо-бо вам сделает господин Борман, лишь только увидит ваши рожицы, несмываемой краской из его «противоугонки» обрызганные, — согласился дежурный, наслышанный о буйном нраве местного блатного авторитета. — И выдадим мы вас рано-рано поутру, еще до восхода солнышка, пока колокола на церквях молчат и господина Бормотова на любовь к ближнему не торкнуло.
— Слышь, начальник, ты это, беспредела не твори. Я по темноте с Борманом никуда не пойду, он же меня в бетон закатает. Не, по-любому не пойду, — опомнился от шока Никита Григорьев.