Выбрать главу

Больше говорить мне было нечего. На этом и кончилась наша ссора, если ее можно назвать ссорою.

Немного остепенился, как переродилась наша семья. Идем в кино или читаем книги. Но это счастье быстро улетучилось, т. к. он снова запил и уже ежедневно. Спрашиваю: «На что ты пьешь?» — «А твое какое дело? Люди поят». Однако меня провести трудно, да и люди подсказывали, что он какими-то путями с шоферами заодно продает уголь. На эти деньги пьют. Я серьезно предупредила его: «Смотри, если ты сядешь, я тебе горелой корки не понесу. Отчего ты занялся такими подлыми делами, что у тебя есть нечего или раздетый ходишь? Да ты подумай о семье, если уж себя не жалеешь. У тебя два сына, которые берут пример с тебя». Он отвечал: «Не твое дело. Я ничего такого но делаю, можешь не шипеть».

Сбылись мои предчувствия. Смотрю, приносят повестку в нарсуд. «Что, заработал?» — спрашиваю его. Он молчит, а Володя говорит: «Папка, а помнишь, как мама плакала, просила, чтобы ты не ездил на машине?» Он, что зверь, глянул на Володю и матерком, как на взрослого: что, мол, обрадовался? Опять же я вступилась: «Чего же ты ребенка лаешь, зверюга ты, не человек, он правду тебе говорит, мало ли тебе говорено было, но ты напиться хотел досыта. Теперь я вижу, что ты напился и семью напоил». Как мы переживали! И каждый в одиночку. Я ругала себя, что не предупредила хотя бы местный комитет, чтобы они его образумили. Он переживал, зная, что делал несправедливо, его мучила совесть, но он молчал. Дети, видя наше натянутое настроение, тоже молчали. Даже разговаривали вполголоса, как вроде боялись кого разбудить. Дожили до решающего дня. Надо ехать на суд. Смотрю, одевается мой Степан в рабочую спецуру. Сразу подумала, что он готовится остаться там. Мне очень тяжело было, но я убеждала себя, что надо крепиться, он же был предупрежден и делал все умышленно. По приезду в нарсуд я взяла защитника. Когда начался суд, тогда мне пришло в голову, что сейчас осудят и поведут, а он дома ничего не ел и с собой нет ничего. Судьи ушли на совещание, а я не знаю, что делать: или бежать в магазин, иди ждать решения. Ох, как страшен этот суд! Вот, думаю, он со мной, а через какие-то полчаса он будет под стражей и только потому, что хотел быть пьяным. Выходят судьи, читают приговор. Долго читал, и я ничего не могла понять, потом зачитал: «Год двадцать пять процентов в пользу производства». Сразу легче дышать стало. И почувствовала, что в желудке пусто, вроде есть захотелось. На суд шли наверное с час, а оттуда за двадцать минут добежали до автобусной остановки. В этот год Степана часто стали отправлять в командировку за запчастями. Однажды его отправили, а у меня приступ аппендицита, кое-как доплелась я до стационара. Там сделали мне операцию. Прошло три дня, а ко мне никто не идет. Дома яйца, сало, молоко берут у соседей. Но про меня, видно, забыли. Написала я запись со знакомой. Прошу Володю: «Милый сынок, сходи к Тасе, возьми молока, положи в банку полулитровую яиц сырых и попроси дядю Ганю, чтобы он тебя привез ко мне». Яша сало и молоко покупал у соседей. Он так и сделал. Только вместо поллитровой положил яйца в литровую банку и когда ехал на мотоцикле, все поколотил. Трудно было перебороть мне свое волнение, когда я увидела Володю с соседом. Как не боролась, а все же расплакалась. Потом переборола свои слезы. «Что же вы, обрадовались, что меня дома нет? Даже молока не можете принести». Вижу, что у него губешки дрожат, и он тоже старается перебороть слезы. Я перестала обращаться к нему, чтобы он успокоился. Стала разглядывать, что привез. «Ох, сын, мой сын! В банке у тебя не яйца, а яичница. Ты уж попроси бабку, пусть она сжарит на молоке и привезет, а мне на сегодня хватит молока. Где же отец? Пьет, наверное?» Володя отрицательно покачал головой и тихо сказал, что он в командировке. Тогда я совсем успокоилась. Какой спрос с детей! Я поблагодарила соседа, поцеловала Володю и они поехали. Мне даже легче стало, я почувствовала свое выздоровление. На второй день приехала мать. Она привезла яичницу, сахару и еще кое-что, но мне даже не хотелось брать, потому что это принесено все было насильно, почти по приказу. А тут остались считанные дни до выписки.