Я получила извещение на перевод в сто рублей. Ох, и обрадовалась, но когда пришла получать, там написаны два слова: «Выезжай срочно». Сжалось мое сердце. Мне сразу стало мало воздуху. Что это значит? Что-нибудь случилось дома? Может, он сам в праздник обморозился, а теперь при смерти или помер, а может, Володя убился, он все занимается спортом. А может, Толя под машину попал? Но почему написано мало, что я могу перечесть в этих двух словах?! Отобью телеграмму, пусть объяснит, в чем дело.
В этот день ответа не дожидаюсь. На завтра тоже самое. Две бессонных ночи и в таком волнении, что сразу лицо осунулось и почернело. Я пошла к врачу, объяснила свое положение и попросила обходную. Она сказала, что это мужские прихоти или похмелье.
Если было бы что серьезное, телеграмма была бы заверена врачом. «Я удерживать вас не собираюсь, вижу, что вы убита горем. Езжайте, но не падайте духом». Билет у меня был куплен на двадцать третье, а я поеду сегодня, двенадцатого. Прошу кассира, она закомпостирует.
Так и получилось. Хоть кассир и пошумела, но все же закомпостировала. Прибыл поезд, мы кинулись в девятый вагон. Нас двенадцать человек, а поезд стоит две минуты. Я первая подбежала к вагону, а он закрыт. Мы стучим, кричим. Потом открылись двери, и проводница откинула из-под ног решетку. Я почувствовала сильную боль у левой руки и крикнула: «Руку!» Она сразу догадалась, отдернула решетку. У меня потемнело в глазах. Мне помогли подняться. Я сразу села и попросила йод и бинт. Когда сняла рукавицу, большой палец левой руки оказался разделенным на два. Кровь полилась сильно. Я попросила Гошу Ягунова (он тоже возвращался из санатория), чтобы он завязал палец. Гоша морщится, но перевязывает.
В Усятах он побежал, узнал, где скорая помощь, и позвал меня. Мы бегом, а там только перевязали и все. Я считала, что хоть скобки поставят, а когда выбежали, железные ворота уже закрыты и поезд дает отправление. Я прошу Гошу, чтобы он бежал и выкинул мой чемодан, но он поднял меня на руках: говорит: «Держитесь!», сам перепрыгнул и меня снял. Только подбегаем к вагону, он тронулся. Еле заскочили.
Тогда я сказала: «Что ни случилось, но я не выйду из вагона до самого Кемерово». Подняла руку вверх, прислонила к стеклу и ехала. Уже в Топках составили акт на несчастный случай и тогда вместе ехавшие ребята стали спрашивать, где я работала до этого. Я рассказала, что работала на мотовозе, потом шоферила, а в настоящее время дежурный по станции. Тогда они говорят: «Мужчина ты, не женщина, весь палец разбитый, и не заплакала и за всю ночь не застонала».
Но они же не знали, что в моем сердце еще больше боли, о неизвестном мне положении дома.
По приезду в Кемерово я пошла в третью поликлинику. Гоша хотел меня проводить, но я ему посоветовала ехать домой, т. к. мне он ничем не может помочь. В регистратуре сказали: идите в двенадцатый кабинет. Разделась, вошла в кабинет, а там такая муля. Спросила: откуда я. Узнав что с Бутовки, она передернулась: вы, мол, не нашего района. Тогда я ответила ей, что с таким делом район не ищут, а ищут, где могут оказать помощь. Она сказала, что придет врач, тогда посмотрят. Как долго тянутся минуты, когда нет терпения. Я летела бы домой, но знаю, что с рукой плохо, сижу.
Пришла врач, позвали меня. Говорит, развязывайте. Я попросила, чтобы помочили, но ответили, что не мочат. Тогда я сжимаю зубы и рву. Палец мой метается за бинтом. Когда сорвала последний бинт, они переглянулись, сестра быстро, сделала мне камфорный укол, видно мой вид был подозрительный. По-латыни она спросила у врача, что отрезать? А та ответила: нет. Я хоть не разбираюсь в латыни, но мне и так было понятно. Завели меня в другой кабинет, закрыли простыней, положили и начала врач обкалывать новокаином. Потом слышу, трещит. Говорю: разрешите поглядеть, что вы делаете. Она отвечает: будет плохо. Я настаиваю открыть. Она открыла, я увидела, что она удалила ноготь и спрашивает. Теперь говорю, кончайте, только скорее. Она, удивляясь, говорит: что с вами, разбит палец, а вы не стонете и, главное, торопите меня. Я рассказала о том, что меня тревожит больше пальца. Тогда она сказала, как и тот врач: это просто необдуманный поступок и все.
Повела меня на рентген, просветила, правильно ли зашила. Дала справки, что ею сделано и посоветовала посидеть. Но разве я могла сидеть! Я бегом за чемодан и на трамвай. Его нет, стою. Холод и боль сжимают меня в узелок. Подошел трамвай, я вбежала и села. Но мне казалось, что он ползет, что я пешком скорее бы убежала, а чтобы утешить свою боль, я крепко сжимала зубы.