Соскочила с трамвая — бегом на машину и хоть кто-нибудь встретился, хоть бы узнать истину, но — никого. Идет машина, я умоляюще машу рукой. Шофер остановился, довез меня до переезда, я уплатила и пошла. Подхожу к дому матери, ноги мои подсекаются. Вот, думаю, зайду, а там кто-нибудь в гробу. Преодолевая свою слабость, я открыла дверь, увидев мать, спрашиваю: «Что случилось?» Она с улыбкой и очень довольная, что я приехала, говорит: «Степушка соскучился».
У меня сразу поднялась такая боль в руке и обида за то, что они просто издеваются надо мной. Я заревела. «И что, — говорю, — вы со мной делаете? Ведь я чуть голову не потеряла от вашей телеграммы. Зачем же ты давала сто рублей, которые я у тебя не просила? Где сам?» — спрашиваю ее. «Дома все еще на больничном». Мне все стало понятно, я взяла чемодан и пошла в свой дом. Степан был дома, но у меня уже не было никакого чувства радости, а появилась ненависть и обида. Он открыл мне дверь со словами: «Я так и знал, что ты сегодня приедешь». Но я вместо приветствия ответила ему, что подлец он до последней капли крови. «Мало того, что сам сидишь дома и ничего не делаешь, пьешь и еще меня угробил. Теперь можешь радоваться: я поддержала здоровье. Эх, человек, когда же ты поймешь меня в жизни». Я вытащила его сто рублей, кинула на стол. Он послал соседскую девочку в магазин за водкой. Когда принесли водку, я налила стакан и выпила весь. Он смотрит на меня, а я без внимания; закусила картошкой и легла. Уснуть не могла. Сильная боль в руке и возбуждение нервной системы. Несмотря на то, что я не евши и не спавши сутки, водка не оказала никакого действия.
По больничному я проходила месяц. Бог меня миловал: палец сросся нормально и ноготь нарос — хоть не такой, как у другого пальца, но все же…
Сразу наняла делать сенки. Заказала наличник со ставнями, на все потребовалось деньги. И сколько же надо денег! Печь не доделана. Степан ничего не сделал в доме за мое отсутствие. Вот так хозяин! На вопрос, почему ни за что не брался, он ответил: «А я не строюсь».
Сделали сенки, вставили рамы в веранде. Поделали перегородки. Вот была бы печь сделана, протапливал бы и пол просыхал бы, но что с ним сделаешь.
Подходит Новый год. Этот новый год мы к маме не поедем, а я уже соскучилась. Тамарина золовушка выходит замуж, погуляем на свадьбе. Я приготовила ей скатерть на блины.
Сегодня тридцатое, я дежурю, Степан то и дело звонит: сходи, узнай, во сколько начнут гулять. Вот они сами пришли. Полная сумка водки. Тамара сказала, что гулять будут первого, но вы, говорит, приходите со Степаном своей семьей, встретим Новый год.
Так я и сделала. Сменилась, бегом домой. Степа уже дома, но говорю: «Степаш, куда гулять пойдем? Кумовья дома, и Тамара звала». Он ответил, что если не пойти к своим, — то обидятся.
Я быстро оделась, и мы пошли к Масленцовым. А они, не думая о том, что приглашены к ним люди, собрались и ушли к ветврачу. Мы прошли, сели, смотрим телевизор, а там уже с Новым годом поздравлять начали. Тогда Степан нахально выпросил выпивку. Говорит, налейте хоть воды в стаканы, чтоб Новый год встретить. Сватья подала с четушку водки и поллитру пива жигулевского. Степан разлил в стаканы, выпил, и мы стали одеваться, а шли с ночевкой.
На обратном пути он зашел туда, где были наши, а я отправилась домой. Через полчаса пришел за мной Василий, Тамарин муж, говорит: там складчина и нехорошо, что Степан один. Я оделась, деньги в карман и пошли. Вхожу в дом — хозяйка танцует и ни слова. Я ногой отварила дверь и побежала.
Видно, Василий сказал хозяину, что привел меня. Они в воротах поймали меня и вернули, а я лучше бы провалилась сквозь пол. Подошла хозяйка, в руках водка и котлета. «Знаешь, Саша, неудобно, конечно, но если пришла, то пей». Я говорю, что пришла за Степаном, чтобы увести его, а пить я не буду, но она — свое. Тогда я выпила ее водку и говорю: «Не приставай больше». Они отошли, а в углу сидел баянист. Он состроил такую физиономию и спрашивает: «Ну что, стрелочник ты и больше ничего?» А я спрашиваю: «Какое значение имеет квалификация, может, я техничка, а праздник для всех и поэтому нам всем хочется встретить Новый год с радостью».
Тут подошли знакомые, увели меня за стол, где сидела Тамара. Я села, т. к. не захотела, чтобы меня уговаривали. Потом подошла зоотехник Зельма Ивановна, а мы с ней лежали в больнице: у нас завязалась беседа. Я не видала, когда ушли наши, но вижу, народ стал расходиться, позвала и я Степана.