Потом приходили его друзья и соседи и каждый приносил спиртное. Я просила не напиваться, боялась за его здоровье. Он мне ответил: «Я здоров, ты за меня не беспокойся».
Мне надоело его пьянство. Стала просить: пей один перед едой. Стала покупать сама.
Приезжали Володя с Марийкой — я им сообщила о приезде отца телеграммой. Встреча прошла хорошо. Марийка вела себя спокойно и вежливо. Когда их провожали, она очень просила приехать к ним.
Приехали мы через месяц. Марийка встретила очень хорошо. А когда напилась, стала хвалиться, что они живут не хуже людей и сбережения есть. Показала сберкнижку, где было пять тысяч шестьсот рублей. Отец похвалил их. Володя сказал: на будущий год купят автомашину.
Мы уехали. Марийка стала добиваться трехкомнатной квартиры. С завода они переводом перешли на разрез и к этому времени у них был еще один сын Володя.
Мой Володя славился хорошим специалистом. Его вместе с экскаватором и помощником Сашей сфотографировали и поместили в городской газете, где было написано: «Они идут впереди». Потом было у них соревнование, он ковшом экскаватора снял крышку с кастрюли, закрыл коробок спичек и поднял стакан с водой. На машине УЗТМ № 15. И о нем снова написали в газете.
Пользуясь Володиным авторитетом, Марийка не дремала. Выстроили дома новые в микрорайоне. Вырешили им трехкомнатную квартиру. Пишут: «приезжайте на новоселье, улица Утренняя, дом два, квартира двадцать восемь». Мы приехали. Привезли электрический самовар. Она накрыла стол, сели — ее мать Анна Сергеевна Умнова, они с детьми и мы со Степаном. Подняли рюмки, я сказала: «Желаю вам, дети, чтоб всегда вам жить светлой радостной жизнью. Как красиво и светло в вашей квартире, так желаю чтоб было у вас в сердцах. Чтоб не было мрака меж вами».
Володя мое пожелание записал на пленку. Потом мы затихли. Он проиграл запись. Мы посмеялись. Потом смотрели их обстановку: два гарнитура по тысяча двести, сервант с китайским сервизом на двенадцать персон — пятьсот рублей, пианино за пятьсот рублей. Все сияло. Мне такая роскошь нравилась, но и пугала, что сноха человека мало понимает, что ей все еще мало.
Мы назавтра уехали в Кемерово.
В конце мая они привезли детей, а сами уехала в отпуск к Черному морю. Дети балованные, ели плохо. Я боялась: вернутся, скажут заморила. Степан не работал. Я уйду на работу, а у них все кверх дном. Они деда не боялись. Деду подадут сто грамм, он и в прятки с ними играет, и обливается с ними вместе. У них дела мирные, пока не надоест деду эта музыка, потом берет ремень, а они все равно не боятся. К моему приходу старались навести порядок, а если дед пьян, что дети сделают! Пил он в школьном садике. Водку ребята купят, идут в школьное насаждение, а за стаканом заходят к нам и его позовут. Он сам голодный и дети голодные.
Приехали родители. Неля жаловалась: дед бил, а Вовочка только улыбался. Я считала: детей оставили на мое иждивение, может, мне что купят. Они положили два апельсина на стол — и весь подарок их. Назавтра их проводили, дед стал ворчать: «Что это такое? Почему ты не спросила у них денег?» — «А ты спросил?» — «Я не работаю». — «А мне для сына ничего не жаль. Лишь бы ему было хорошо».
Дед мой опять стал часто напиваться. У нас пошли ссоры. Крыша нашего дома покрыта была шифером без толи и стала протекать. Снег вначале ветром заносило на потолок. Вот я решила: куплю сто листов шифера, пять рулонов толи и перекроем крышу.
Сам Степан ничего не делал. Нанял двух мужчин и наблюдал, как они работают. Раскрыли они в полдня. За день накрыли три стороны. Я рада. Тридцатого апреля ребята просят денег на продукты. Я ребятам сказала: деньги оставлю Степану, только сперва накройте крышу, вдруг дождь.
Пришла домой, они ничего не делали, весь день пили. Я оставила полста, сколько они просили, я не знаю. Меня пугал дождь. Ночь спала плохо, боялась что пойдет дождь. Утром пошла в магазин, и ребята пришли. Подошли, умоляют простить за их поведение, но сегодня они работать не в силах: «Нас трясет, мы пойдем похмелимся, завтра чуть свет — накроем». Всем радость первое мая, а у меня горе. Тучи ходят по небу, но дождя не было.
Назавтра действительно ребята пришли, крышу закончили, я с ними рассчиталась. Наготовила закуски, купила водки. Поблагодарила ребят за их труд. Выпили, закусили. Степан еще налил, я не запрещала, но когда он стал хвалиться, что мы живем хорошо, я не смолчала, сказала: «Мы-то живем, а мама в земле». Степан схватил бутылку и ударил меня по голове. Ребята напугались, а он стал делать мне искусственное дыхание, потом облил водой; это все ребята рассказали после: «Когда вы стали дышать, он положил вас на койку, а мы ушли».