Выбрать главу

22 апреля 1872 год. Остановился с Лоустофте. Городишко мерзкий, молодой хозяин гостиницы — проныра еще тот, содрал за ужин и ночлег почти все деньги. Решил его проучить, как раз кстати подвернулся предмет для спора — здешнее суеверие о проклятом побережье рядом с дорогой. Заключили пари: завтра я иду туда без провожатого и охраны, не убоявшись нечистых сил. Какими порой умилительными бывают предрассудки в маленьких городках и деревеньках!

Дек.1876, дорога, дорога, и днем и ночью, это смерть. Не могу остановиться. Кругом туман, визг колес, храп, стоны возницы… И визг, дикий визг, ввинчивается в мозг через уши, ни на минуту не дает забыться. Лишь иногда, здесь, королева меняет лошадей перед праздником. Мне кажется, если бы я мог разбудить кого-то, попросить ключ от комнаты, запереться от них… Быть может, спасение в этом? Но нет, все спят мертвым сном. И мне уже пора…

Кстати, прошлым летом я снова гостил у Стэнли Корина. Он хватался новыми экземплярами в своей коллекции — пухлой стопкой бумаг с восточного побережья. Сам он так и не смог объездить всё, однако студенты из колледжа, вооруженные блестящими шиллингами, оказались хорошими добытчиками.

Одним из самых драгоценных приобретений Стэнли считает свежую запись предания о призрачном экипаже, что разъезжает по дороге меж Ипсвичем и Нориджем туманными ночами. Со слов очевидцев написано: кони сотканы из чистого лунного света, на козлах сидит, раскачиваясь и мелко тряся головой, согнутый в три погибели кучер, а в самой карете видны еще два человеческих силуэта.

Сегодня

Шестерёнки

Вагон тряхнуло, звякнули ложечки в пустых стаканах из-под чая, а стоящий в проходе муфлон вскинул голову и несколько раз стукнул копытом. Пошевелил хвостом, как будто отгоняя мух, и стал внимательно рассматривать спящих пассажиров влажными глазами. Пытаясь не выдать свое присутствие, он тонко сопел и похрапывал исключительно в унисон стуку вагонных сцепок. Осторожно заглянул под нижние полки, обнюхал напиханные туда баулы, потом сунулся под стол и задел его рогами. Дзынькнули подстаканники, завалилась на бок и покатилась бутылка минералки. Когда она громко шлепнулась об пол, Ник вздрогнул и открыл глаза.

Слышно было, как ворочается и что-то бормочет себе под нос сосед снизу. С одного края стола на другой бежали наперегонки рваные пятна лунного света. Бутылка с минеральной водой стояла, прислонившись к стеклу, как ни в чем не бывало.

Ник зачем-то погрозил ей пальцем, протер глаза и свесился с полки, высматривая нарушителя спокойствия. Естественно, тот уже успел спрятаться. Испариться, как они это обычно делают. А на полу лежала книга.

Пришлось стаскивать простыню, потягиваться и осторожно спускаться вниз, пытаясь не наступить на спящих. Потом забрасывать книгу наверх, забираться следом и, пытаясь поймать скудные обрывки лунного света и редких фонарей, перелистывать ломкие страницы.

Почти все они были разорваны, как будто кто-то методично терзал книгу, не пропуская ни одной страницы. Или кромсал ее неизвестным науке оружием, которое заставляло края разрезов махриться, чернеть и заворачиваться в тоненькие трубочки.

Каждый листок пришлось разглаживать и долго водить пальцами по шраму, пока тот зарастал. Дольше, чем вчера или позавчера. А уж если сравнивать с прошлым годом, то и вовсе — со скоростью лекаря-улитки.

Небо за окном уже начало наливаться серо-стальным предутренним светом, а по вагону потянулись первые жаворонки, больше, правда, похожие не на пернатых, а на неупокоенных мертвецов, когда Ник провел ладонью по последнему листу и закрыл книгу. Отчаянно зевнул, несколько секунд разглядывал пустую обложку. Потом сунул свой излеченный трофей под подушку, накрылся простыней с головой и почти сразу провалился в тяжелый утренний сон.

Когда ближе к полудню его растолкала проводница, книга уже истаяла, как дурное наваждение.

* * *

Его потянуло в путь несколько недель назад. До этого случайностей хватало по горло и в родном городе. Со старых заборов облезала краска, открывая когда-то давно выведенные на занозистой древесине символы и буквы. Несущиеся к лобовому столкновению автомобили разъезжались на волосок друг от друга. Стаи ворон вдруг сбивались в пути и начинали бешено метаться между низкими закатными облаками. А если задремать в автобусе, то можно было увидеть и зверей, которые порой теряли нужные предметы, и зародыши деревьев, ползущие к фонтанам, чтобы напиться, и половинчатое сияние — между днем и ночью.