Мартин специально выходил из дому заранее, чтобы с чувством-толком прогуляться по улице, в конце которой квартировал их офис. Он и с работы уходил бы пораньше, но начальник и так косо поглядывал. Ведь на столе у Мартина вместо свидетельств нормальности вроде фотографии семьи, ежедневника и стопки квадратных листов для записей жили маленькие скульптуры из фольги (после Нового года их поголовье вырастало, как минимум, вдвое!), жвачка для рук и фигурка дракона. Дракон был толстопуз, фиолетов и явно до сих пор не определился, относить себя с восточной или европейской традиции. Эдакая неопределенность сквозила в его криво покрашенных глазках, насупленных бровях, длинном туловище с острым хребтом и даже в хвосте с пошлым сердечком на конце. И ладно бы Мартин привез его из отпуска — как трофей из дальних стран можно принять любое чудовище, особенно под соусом «народного творчества». Однако дракон был куплен на соседней улице — о позор! — по туристической цене и по смехотворной причине «кто его еще такого возьмет?»
Коллеги искренне потешались над Мартином. Он не вписывался в коллектив, начиная с дракона, заканчивая заляпанными джинсами. Он не пил утренний кофе вместе со всеми, не любил «серьезные разговоры» о политике, не умел складывать документы ровной стопкой. Вечно у него все падало, ломалось, шло вкривь и вкось, в разрез с общественным мнением. Правда, спроси в лоб, они бы не сумели толком сформулировать, чем их так раздражает нелепый коллега, именуемый начальником «шут гороховый». Еще бы, только шут — или дурачок — будет разговаривать с домами.
Мартин знал их, как свои пять пальцев, и искренне любил. Он спрашивал у домов «как дела?» и болтал с открытыми окнами. Во время дождя восемнадцатый дом будто покрывался узором — трещины в штукатурке разбухали и темнели от воды, под крышей пятнадцатого тоненько пел ветер с моря, на оконной решетке девятого иногда появлялись настоящие яблоки, подвешенные за черешок, из подвала четвертого по утрам пахло яичницей и свежим хлебом, а номер один, в самом начале извилистой улицы, если смотреть на кособокое, с вечно запертой дверью крыльцо, походил на улыбающуюся каменную морду. Правда, не все это замечали. Раньше Мартин пытался поделиться наблюдениями с остальными, но перестал, когда лучший друг — ну, как «лучший», вместе просидели пять лет за одной партой — сказанул: «Бывают люди, про которых кино хорошо снимать, а в жизни общаться категорически невозможно».
Правда, в кино «Жизнь Мартина» показывали почему-то сплошной скучный реализм. Ни спасения мира, ни инопланетян, ни привидений там не случалось. Разве что осколки, тени потустороннего. Разноцветный град, подмигивающие ставни, уличные театры с растрепанными куклами, прогулки у основания радуги, хитрая морда манула в зоопарке, парные числа на часах, умение всегда успеть на последний автобус и следы непонятно чьих лап на подоконнике, стоило только выпасть первому снегу. И дракон на рабочем столе, по выражению морды которого можно было предсказывать погоду на неделю вперед. Грустит — значит, будет ясно. Улыбается — жди ливня.
Однажды, в конце декабря, фиолетовый предсказатель встретил Мартина таким оскалом, что тот всерьез задумался, не стоит ли заночевать на работе. Судя по ширине драконовой улыбки, ожидался ураган, град и метель, и еще немного дождя, а также скачки атмосферного давления и вспышки на солнце. Все в одном флаконе, то есть отдельно взятом городе, хорошенько взболтать, вырвать из рук прохожих зонтики, повалить деревья, оборвать провода и пуститься в пляс в компании сорванной черепицы. Но за окном было солнечно, как ни в чем не бывало, только в воздухе кружились редкие искорки снега. Коллеги пили кофе и обсуждали курсы валют, радио покрякивало jingle bells, квартальный отчет не удавался, а снаружи, на Ратушной площади, шумела рождественская ярмарка. Вот как тут работать, а?
К вечеру небо насупилось серо-сиреневым, снег повалил огромными хлопьями, и Мартин, выйдя из офиса, ощутил под ногами дрожь. Как будто мостовая превратилась в шкуру каменного существа, которое пытается устроиться поудобнее. Мартин улыбнулся краешком рта, замотал шарф поплотнее и зашагал-заскользил по ледяной брусчатке, балансируя и подставляя ладони снежинкам. Восемнадцатый дом топорщился чешуей, пятнадцатый распевал песни напополам с ветром, на окне девятого красовались елочные шарики-с-метелью-внутри, из подвала четвертого тянуло жаром и запахом корицы, а номер один гостеприимно распахнул дверь — заходи, мол. На ступенях лежали квадратики оранжевого света. В обычной жизни никто с бухты-барахты не заходит в незнакомые двери без вывески над ними и без приглашения, но если, по словам нормальных людей, ты годишься только для съемок фильма — почему бы и нет!..