Лина усмехнулась и включила плеер, чтобы не вникать в суету живых. Аверобус наконец вырулил на взлетную полосу под героическую детскую песню о зеленых мармеладных мишках.
…
Некоторых почти не охраняли, даже в коридор выпускали — гуляй, не хочу. Из здания, конечно, так просто не выйти. Но и не лежишь целым днями к кровати привязанный — и то гут. Смешное слово — «гут». Лина его у Вигдис подхватила.
Вигдис не повезло, у нее обе ноги оторвало — а пока протезы конструируют, особо не побегаешь. Поэтому весь день компанию киберу составляла. Он-то рецидивистом считался, на особом счету был, поэтому томился связанный. В общем, они на пару то тихо лежали, то шептались о чем-то. И в итоге нашептали Лине, как из больницы сбежать.
Психиатр на обход каждое утро приходил. Присядет на кровать и заведет волынку о радостях жизни. Планшет с собой таскал со всеми историями болезни. И как-то просит его Вигдис:
— Док, а док, а позвольте, я вам самое-самое личное расскажу?
И смущенно хлопает ресницами.
Док обрадовался, стал руки потирать — рассказывайте, мол, быстрее, весь трепещу.
— Только я на ухо, можно?
Док наклонился, и стал слушать, а планшет на тумбочке лежал, а порт у него открытым оказался, а в мозгу у кибера дистантная ю-эс-бишка. Пока психиатр откровениям нежной девицы внимал, парень в чужую выписку из архива данные Лины вносил. Типа, осознала свою ошибку, больше не буду, признана здоровой для общества и безопасной для себя. Посылаем, мол, уважаемый док, этот документ вам на освидетельствование. Подпишите, перешлите на вахту и готовьте Лину Нилот — домой.
Психиатр кваканье почты услышал, выписку прочитал, удивился, но Лину к себе подозвал. Та сделала скорбное лицо, всплакнула о своей несчастной судьбе, и долго рассказывала доку, как ей на море хочется. И винограду. И сушеных креветок. И в кино.
Вот кино доктора окончательно убедило, что пациент скорее жив, чем нет. В самом деле, мертвых кинематограф не колышет. И удовольствия им не доставляет. Даже фильмы о зомби, как ни странно.
И вуаля — авантюра удалась. Документ полетел на вахту, а Лина — собирать вещи. Правда, уже в коридоре, по дороге к выходу, сказала сопровождающей сестре, что колечко в палате забыла, мол, подождите секундочку.
То-то за ней потом санитары пять кварталов бежали. За секундочку можно и не один проводок выдернуть, да. И воткнуть его, куда надо, тоже можно.
…
Сиверский порт оказался огромным городом. Всё, как положено: метро- и монополитен, банки и университеты, рекламные площадки — с футбольное поле. И, естественно, живописные группы местных протестантов в парке — прямо на траве, несмотря на октовер месяц, с пивом и адреналином. Очаровательные животные, как ни крути. Утром пиво, вечером водка — вечером пиво, утром водка. Страшный протест против действительности, что уж там. Особенно в мире победившей детоксикации. Лина уселась на парапет неподалеку от них и задумалась.
Рейс на маяк действительно существовал, и на билет даже хватало денег. Впритык, но хватало. Корабль летал каждую неделю, ближайший вылет — через четыре дня. А вот это было уже хуже.
В большом городе спрятаться сложно. Любой патруль документы проверит — и что, опять бегать? Тем более, что в последний раз удалось спастись каким-то чудом, удачно проскочив через шоссе с десятиполосным движением. В гостинице официально не остановишься, квартиру не снимешь — загребут. В космопорте ночевать опасно, за четыре дня можно примелькаться тамошней охране — и что дальше? Грустно быть снятой со звездолета мечты из-за собственной глупости или неосторожности, еще как грустно.
Лина пробежалась по списку контактов в мессенджере. Какие-то знакомые в Сивере у нее, помнится, были… Но, смерть побери, опасно! Не далее как на прошлой неделе дорогой друг чуть не за ручку привел в приемный покой. Эх, Чарея, страна непуганых идиотов…
…
Тогда Нил отшатнулся от нее, как от прокаженной. Или, хуже того, как от больной всеми штаммами свиного, рыбьего и кротового гриппа, вместе взятыми.
— Замечательно, — горько усмехнулась Лина. — Я думала, ты мне друг.
— Друг, конечно, друг, — выдохнул он. А в глазах — ужас пополам с презрением, как будто на «чужого» наткнулся в собственном доме.
Такими же глазами врач скорой помощи на нее смотрел, когда Лину только в больницу привезли. И не только смотрел. Бил по щекам и орал так, что стекла в перевязочной дребезжали. Колол глюкозу и матерился. Давал разряд на сердце и чертыхался.