Беспорядочно дергал бедрами, со стонами выдыхая жаркий воздух, Джон приближался к разрядке. Наслаждение было невыносимым, переполненную мошонку скручивала сладкая боль.
— Я хочу… Хочу… Хочу… — громко выкрикнул он пугающе незнакомым голосом.
Мэри пронзил необъяснимый ужас, и она невольно отпрянула, прервав пугающее проникновение.
Вскрикнув от неожиданности, Джон обеими руками стиснул готовый излиться член. По телу несся жар приближающегося оргазма, и он яростно задвигал ладонью по мокрому от выделений стволу. Но Мэри уже перевернулась на спину и, притянув его к себе, властно обхватила ногами, приподнимаясь навстречу. Джон вошел в неё снова, грубо протискивая ладони под ягодицы и больно впиваясь в них пальцами. Он почти терял сознание от возбуждения, обессиленный, готовый выскользнуть из тела, доставляющего ему сейчас такие мучения, и, закрывшись в ванной, мастурбировать до изнеможения.
Он очень хотел кончить.
Он хотел…
— Кого ты так хочешь, Джон? Кого?! — воскликнула Мэри, еле сдерживая рыдания, и Джон содрогнулся, изливаясь в неё горячо и обильно, плавно кружась и падая в умиротворяющую темноту, охваченный блаженством, равного которому ещё никогда не знал.
========== Глава 9 Холод и жар ==========
Джон проснулся в отвратительном настроении. Тело было наполнено болью, душа — чем-то, до тошноты напоминающем омерзение. Его не оставляло чувство, что ночью над ним надругались — изощренно и довольно жестоко.
Он помнил всё до мельчайших подробностей: как отпрянула от него Мэри, прервав сладкие волны подступающего оргазма, как мучительно долго не мог он кончить, готовый вырвать собственные внутренности, лишь бы избавиться от сводящего с ума возбуждения; каким опустошенными он был, когда, едва не лишившись сознания после мощной разрядки, неподвижно лежал рядом с женой, казавшейся чужой и далекой. И хотя потом они обнялись, прижавшись друг к другу, Джон не чувствовал привычного тепла её кожи, и эти вынужденные объятия ощущение разверзнутой между ними пропасти только усилили.
Сейчас, готовя завтрак, Мэри отстранено молчала и даже не смотрела в его сторону.
Всё было не так, как он представлял. Неправильно. И очень плохо.
— Мэри, что происходит? Почему всё так?
— Как? — холодно спросила она, продолжая взбивать омлет.
— Так… отвратительно.
Она резко развернулась к нему и гневно выпалила: — Да, отвратительно! Мерзко! Блевать тянет!
Он смотрел растерянно и ошеломленно.
— Мэри…
— Нет уж, дай мне сказать. Ночью ты был… Это был вовсе не ты!
— Что ты имеешь в виду?
— Да ты готов был трахнуть меня в зад! Разве нет?! — взвизгнула она и закрыла руками лицо. — Господи, Джон. Это было ужасно!
Джон не верил тому, что слышал. Голос, тон, слова — этого не могло быть на самом деле. Словно он неожиданно проснулся в чужом доме, и чужая, отдаленно напоминающая жену женщина некрасиво кривила чужие бледные губы, зло выплевывая пошлости прямо ему в лицо.
Мэри?!
— Ты сошла с ума.
— Это ты сошел с ума, Джон! Стоило только ему…
— Замолчи. — Горячая волна в одночасье затопила каждый уголок сознания, и от гнева потемнело в глазах. Одно только слово, одно-единственное, и он навсегда отсюда уйдет.
— Не смей, не смей, не смей, — повторял он, и вдруг затрясся, лязгая зубами, потому что жар внезапно сменился холодом, пронзившим его до костей.
Резкий контраст мгновенно лишил его сил, будто кто-то невидимый высосал их из тела через такую же невидимую соломинку.
— Джон, родной мой! — Мэри бросилась к нему, прижавшись щекой к обтянутой белой майкой спине и тихо заплакала, почувствовав, как дрогнули его плечи в невольной попытке её оттолкнуть. — Я очень сильно тебя люблю. И боюсь тебя потерять.
Её было совсем не жаль.
Потрясение было столь велико, что захотелось немедленно встать и уйти, раствориться в уличном шуме, чтобы не разрывала барабанные перепонки оглушающая тишина. И не будь этой разлитой по телу слабости, он так бы и сделал.
Губы Мэри скользнули вдоль позвоночника цепочкой мелких, почти невесомых прикосновений, но от каждого из них застывала и покрывалась мурашками кожа.
Джон не хотел её видеть. Не хотел слышать голос, который только что окончательно убедил его в том, что он совсем не знает своей жены.
— Шерлок… — горячо выдохнула она в его окаменевшую спину.
— Шерлок спас мою никчемную жизнь. Не раздумывая ни секунды, ни разу не усомнившись, отчаянно рискуя. Два года… А их уже не вернёшь… Он подарил мне эти два года, украв их у себя самого. И всё для того, чтобы сейчас ты унизила меня так, как не унижал никто и никогда. Отойди. Мне холодно.
Мэри обхватила ладонями его лицо и преданно заглянула в глаза.
«Как она некрасива сейчас».
— Джон, ты должен меня понять. Твоя одержимость Шерлоком ненормальна. Ты тосковал и плакал о нем, как о…
Мэри замолчала и отошла к плите.
«Она собирается накормить меня своим замечательно-ядовитым омлетом», — усмехнулся про себя Джон.
— Продолжай. — Он неприязненно посмотрел на поникшие, неподвижно застывшие плечи. — Как о любовнике?
Мэри резко повернулась, и лицо её запылало ярче.
— Да. Именно так.
Джон вышел из-за стола.
— Что ж, это было замечательно и неповторимо, — спокойно сказал он, испытывая облегчение от того, что наконец-то сейчас уйдет.
— Джон, умоляю… Прошу тебя… — Мэри словно приросла к полу — так трудно было ей двинуться с места. — Мне тяжело, — шепнула она еле слышно. — Я очень боюсь, что ты захочешь вернуться туда.
— И ты решила вот так меня удержать?
Мэри со стоном протянула руки. Она была так убита и так сломлена своим надуманным горем, что сердце Джона поневоле дрогнуло, но голос оставался по-прежнему тверд и холоден.
— Тебе придется смириться с тем, что возвращение Шерлока так или иначе изменит всю нашу жизнь. Нравится тебе или нет, но на Бейкер-стрит я буду часто бывать. Приходить к нему. Часто. То, что он жив… Это такое счастье! Никогда ещё я не был так счастлив.
Джон видел, как ей больно от этих слов, но не чувствовал при этом ни раскаяния, ни стыда. В конце концов, это было действительно так.
— Если ты захочешь меня понять, всем нам будет намного легче, — все же добавил он, предоставляя ей возможность подумать и хотя бы попытаться исправить то, что сейчас было грубо исковеркано непониманием и неоправданной ревностью.
Он быстро оделся и вышел из дома. Но Мэри выбежала следом — испуганная, дрожащая, жалкая.
— Джон.
— Что?
— Я тебя люблю.
Отвечать ей не было ни сил, ни желания.
*
«Я не позвонил ему вчера. Он, конечно же, ждал. А я так и не позвонил. Сволочь!»
— Шерлок.
— Привет, Джон.
— Как ты?
— А ты?
— В порядке. Бегу на работу. Я не позвонил вчера…
— Ерунда.
«Нет, не ерунда! Непростительное малодушие!»
— Выспался?
— Почти не спал. Никак не могу привыкнуть.
«Ну, конечно, не спал! Это только я… Чёрт, как же противно!»
— Джон, ничего не случилось?
— Нет, Шерлок. Всё как всегда. Не считая тебя.
И вдруг выпалил скороговоркой: — Я так по тебе соскучился. Шерлок, я очень скучал.
Джон даже на расстоянии почувствовал, увидел, как вспыхнули от радости скулы, как засияли глаза.
— Я тоже очень скучал. И скучаю. — И торопливо добавил: — Но сегодня не приходи. Мне… Я хочу перебрать коробки. Там много нужных и очень серьезных бумаг. Мои записи. Миссис Хадсон их сохранила.
«Он всё понимает».
— Шерлок, не стоит так рьяно заботиться о моем семейном благополучии. Ты никогда не был приторно деликатен.
— Приторно?
Джон тихо засмеялся.
— У меня уши забиты сахарной ватой. И во рту привкус кленового сиропа.
Шерлок фыркнул.
— Я не прав?
— Джон… Я не хочу быть для тебя… для вас обоих проблемой. И мне в самом деле есть чем заняться.
Джон знал, что Шерлок говорит это только ради него, что в этот вечер ему будет особенно одиноко, и его, Джона, незримое присутствие сделает это одиночество более полным, что его появление на Бейкер-стрит оставило след, который уже не стереть.