— Почему-то меня это не удивляет, — продолжал улыбаться Джон. — Кофе готов.
Он разлил кофе по кружкам и неожиданно затосковал. Собственная улыбка вдруг показалась глупой и неуместной.
«Зачем я говорю об этом сейчас? Разве сейчас об этом надо говорить с другом, которого ещё вчера утром считал погибшим?!»
— Прости. — Джон подошел и крепко стиснул его плечо. — Я идиот. Забудь всё, что услышал.
Шерлок горько усмехнулся: — Я, действительно, никогда не думал, что ты можешь куда-то уйти. Когда узнал о твоей женитьбе…
Джон затаил дыхание, и вдруг отчетливо услышал своё сердце. — И что? — еле слышно спросил он.
— Было… странно.
«Он хотел сказать больно, — догадался Джон. — Он… Черт возьми, как всё запуталось!»
— Но я за тебя рад, — поспешно добавил Шерлок. — Поверь, Джон, это правда. Ты никогда не был таким, как я. Одиночкой.
Джон едва не застонал от нахлынувшей жалости. Он ведь даже не знает, через что Шерлоку довелось пройти. Через какой ад не так давно продирался он сам, Джон уже не вспоминал.
Откровений сегодня не избежать. Да и зачем? Чем быстрее, тем лучше. Что бы там ни было, какие бы тайны ни прятались на самом дне дорогих ему глаз, как бы ни было тяжело, а может быть, страшно узнать и услышать, Джон решил не откладывать больше этого трудного разговора.
— Поговорим? — тихо предложил он. — И не вздумай снова меня выгонять. Этот вечер — твой.
Джон посмотрел на дверь.
— Стою возле тебя, как часовой… Камин ты конечно же не затопил?
— Конечно. Это всегда делал ты.
Джон взял со стола обе кружки и, направляясь в гостиную, строго сказал: — Но сегодня твоя очередь.
— Если бы я раньше знал, как ловко ты умеешь управляться с камином, и близко бы к нему не подошел, — проворчал он себе под нос, глядя на сидящего на корточках Шерлока.
— Я всё слышу, Джон.
— Интересно, что ещё ты умеешь делать так же хорошо?
Шерлок посмотрел на него через плечо и лукаво улыбнулся. — Не знаю. Не проверял. Времени не было.
— И чем же ты был так сильно занят? — Джон пристально смотрел на разгорающееся пламя, почему-то боясь встретиться с Шерлоком взглядом. — Чем, Шерлок?
Шерлок сел в кресло напротив, тоже не отрывая глаз от огня.
— Джон…
Сколько раз за время сжатого, бесстрастного рассказа Джону хотелось вскочить и бежать, не разбирая дороги — куда угодно, навстречу бьющему в лицо ветру, навстречу дождю и снегу, лишь бы избавиться хоть на мгновение от шквала эмоций. Каждое сказанное Шерлоком слово наносило удар, но Джон внимательно слушал, впитывал, бережно пряча услышанное в только что обнаруженном тайнике переполненной болью души — там, где было черно и мрачно, где, оказывается, всегда жила первобытная жажда убийства и мести.
Его трясло от несущегося по крови адреналина. Кулаки непроизвольно сжимались, и если бы перед ним оказался тот, кого он так люто сейчас ненавидел… Джон совершенно точно знал, что убивать, испытывая физическое наслаждение, это нормально.
— Ты уверен, что он подох?
— Ну, если только у него в кармане не лежала запасная голова, — невесело пошутил Шерлок. — Он мертв, Джон. Мы проверили всё не один раз.
Они ещё долго сидели, разговаривая вполголоса, вспоминая подробности событий, так круто изменивших их жизни и так безжалостно их разлучивших. Камин слабо мерцал, и гостиная давно погрузилась в полумрак, но никто из них даже не подумал включить хотя бы настольную лампу.
— Черт возьми, какая несправедливость! — не выдержал Джон, и, поднявшись с кресла, подошел к окну. Он не видел мерцающих вечерних огней, не слышал звуков отходящей ко сну Бейкер-стрит. Он был сейчас далеко — там, где давно уже всё свершилось, и где ничего исправить нельзя.
В который раз его накрыла волна бессильного гнева. Почему так подло распорядились их судьбами?! По какому праву?! Почему у них отняли столько бесценных часов, дней и месяцев? Почему теперь они вынуждены строить заново то, что казалось таким незыблемым и таким прочным?
Джон был в достаточной степени мудрым человеком и знал, что на все бесконечные почему, существующие в этом непостижимом и странном мире, есть только один ответ — потому…
Но самым бессмысленным и диким для Джона было то, что он должен сейчас уйти.
От этого потухающего камина, от уютного запаха кофе, от тишины сонного дома, от своей комнаты, в которую так страшно войти, и от Шерлока, покинуть которого не было сил.
— Джон…
Он повернулся к Шерлоку. — Я знаю, что мне пора.
— Я не это хотел сказать. Но уже в самом деле поздно. Твоя жена волнуется и…
Джону захотелось на него заорать. Подбежать, вцепиться в плечи и долго трясти: замолчи, черт бы тебя побрал! Я не хуже тебя знаю, кто и где меня ждет! Заткнись, Шерлок, очень тебя прошу.
— Не провожай меня, пожалуйста. Не сегодня.
Джон направился к двери. Шерлок растерянно затоптался на месте, не смея нарушить запрет.
— Ты уверен, что найдешь такси? Уже поздно.
— Нам ли с тобою не знать, что кэбмены никогда не спят? — обернулся Джон и тихо добавил: — Спокойной ночи, Шерлок. Я… Нет, ничего. Пока.
Он быстро покинул гостиную и почти бегом спустился по лестнице.
Улица встретила его моросящим дождем.
«Больше не будет солнца», — пришла тоскливая мысль.
Джон шел по ночному Лондону, удивляясь кипению жизни, не прекращающемуся даже ночью. Он мог бы идти так всю ночь, думая, вспоминая и подставляя разгоряченное лицо освежающим брызгам. Его едва ощутимо потряхивало от странного возбуждения, природу которого он не хотел себе объяснять, но которая была так очевидна… Он всё ускорял шаг, как будто за очередным поворотом ждал главный ответ, та самая истина, ради которой можно отправиться даже на край земли.
А в том, что в эту минуту ему до дрожи хочется оказаться на поле боя, безжалостно кромсая вокруг себя всё без разбора и выдавливая из чьих-то ненавистных тел чьи-то ненавистные жизни, Джон не признался бы даже под пытками.
Он все-таки остановил такси, и вскоре был дома.
Хотелось позвонить Шерлоку, сказав что-нибудь незначительное, банальное, просто услышать негромкий голос. Но почему-то он не стал этого делать, хотя был абсолютно уверен, что Шерлок не спит и всё так же сидит у камина в теплой непроницаемой темноте.
*
Он осторожно лег рядом с Мэри, рассматривая её лицо в тусклом свете маленького ночника.
«Ей-то за что эти страдания? — с жалостью подумал он. — Меньше всего их заслужила она».
Он виновато погладил обнаженное плечо, и Мэри тут же страстно к нему прильнула, обхватив шею тонкой рукой. Член туго наполнился кровью. Горячо прижавшись к её животу, Джон потерся об него с животными стонами, вдавливаясь в пупок и вращая бедрами.
Ладонь Мэри быстро нырнула к нему в трусы.
…Джон толкался в её кулачок, хрипло вскрикивая, дрожа и впиваясь пальцами в нежную кожу спины. Резко перевернув её на живот, он грубо задрал тонкую маечку и стянул с ягодиц невесомое кружево. Приподняв легкое тело и поставив перед собой на колени, он, постанывая и кусая губы, мял и гладил небольшие, аккуратные половинки, проводя ладонью по теплой ложбинке и настойчиво проталкиваясь пальцем в испуганно сократившийся вход, чего ни разу не делал и делать никогда не хотел, но от чего сейчас задыхался, возбуждаясь всё больше.
Мэри вздрагивала, но не сопротивлялась.
Но Джон убрал руки, и поглаживая напряженную спину, несильно надавил ладонью на поясницу. Мэри по-кошачьи прогнулась, готовая прямо сейчас принять его, отдаться горячо любимому мужу, упиваясь его стонами и всхлипами. Вытащив член, Джон резко и глубоко вошел в горячую, влажную тесноту. Его трясло от странной, неуправляемой похоти, и он врывался в жену в бешеном темпе, насаживая на себя, не видя и не слыша ничего, почти не понимая, что происходит.
Время от времени прижимая ладонь к её мокрой спине, он с силой вдавливал покорное тело в яростно сотрясаемую им кровать.
Он не хочет видеть моего лица.